Реплика - [20]

Мутная вода оказалась теплее, чем она ожидала. Купы травы высотой по пояс росли между полосами густой грязи и приливными озерцами, в которых плавали трупики дохлых насекомых. Все это было ново и странно для Лиры. Слова и чувства, которых она прежде не знала, ощущения, напоминающие привкус крови во рту, и удушливая паника.

Года три назад реплик разбудил громкий крик. В полумиле от Елового острова, на болотах, аллигатор оторвал ногу какому-то мужчине. Бедняга дополз до забора, прежде чем охранники отпугнули рептилию стрельбой в воздух. Мужчину отправили вертолетом в ближайшую больницу. Медсестры позволили репликам встать с кроватей, чтобы посмотреть, как вертолет приземляется на территорию Хэвена. Его лопасти шумели, как у гигантской стрекозы, а поднятый им ветер пригибал серебристую траву…

А когда Лира была совсем маленькой, она видела, как аллигатор грелся на солнышке на каменистом берегу в южной части острова – в четырех футах от забора. Лиру поразила бугристая шкура, вытянутая морда и зубы, торчащие из пасти. Она помнила, как стояла там, объятая внезапным стыдом: Бог создал это существо и любит кровожадное чудовище.

А вот ее Он не создавал.

Сейчас Лире казалось, что они бредут по бесконечным туннелям из грязи и травы. Знает ли Семьдесят Второй маршрут? Куда он вообще их ведет? Кассиопея всхлипывала. Дым до сих пор теснился в груди у Лиры: он превращал солнце в тусклый красный уголек, расползался по небу и не давал Лире расплакаться. Хэвен остался позади.

Они находились за забором, на ничем не ограниченном пространстве, в мире аллигаторов и людей, которые ненавидели и презирали их. Они бежали прочь, отринув безопасное место, и Лира не понимала причины. Но тот охранник, который погнался за ней с ружьем… Он ведь намеревался выстрелить в нее, но не успел.

Но почему он хотел ее убить? С какой стати? Охранники – они для их защиты. Для того чтобы удерживать кошмары этого мира за забором и не пускать в Хэвен чужаков. Они должны беречь реплик.

Зато дым прогнал москитов, хотя рои песчаных мушек продолжали клубиться над водой: некоторые успели набиться Лире в нос, в рот и в глаза. Отсюда шум пожара казался странно мелодичным и напоминал ровный гул ливневого дождя. Небо приобрело жутковатый зеленоватый оттенок, и на землю падал пепел.

От усилий, требовавшихся, чтобы удержать Кассиопею на ногах, у Лиры тряслись руки. Наволочка казалась невыносимо тяжелой. Кассиопея вцепилась в ее шею, и Лире стало трудно дышать. Иногда Кассиопея отключалась: ее мозг представлялся Лире скопищем ветвистых туннелей, вроде этого болота, которое пересекали водные протоки, то темнеющие, то снова светлеющие.

– Далеко еще? – выдавила Лира надтреснутым голосом.

Семьдесят Второй лишь мотнул головой. Лира знала, что у людей мужчины в принципе сильнее женщин. Может, и у реплик – то же самое? Он выглядел крепким – на спине и плечах бугрились мышцы, – хотя наверняка плохо питался со времени побега. Интересно, а где он брал еду? И почему он столь отчаянно стремился выбраться наружу? Может, он знает нечто такое, что неизвестно ей? А может, он просто свихнулся. Реплики и раньше сходили с ума, как Сиреневый Ручей, потерявшая рассудок в момент тестирования и позабывшая разом все цифры и буквы, которые ей вдалбливали в голову. Еще была Пеппер, искромсавшая ножом свои запястья, и номер Двести Двадцать, которая перестала есть, и номер Тридцать Пять – она вообразила себя крысой и передвигалась исключительно на четвереньках. А если Семьдесят Второй – из их числа? Вдруг он верит, что они – звери и должны бегать на свободе?

В любом случае сейчас она, кажется, надорвалась. Кассиопея стала совсем тяжелой. При каждом вдохе Лире словно крюк в грудь всаживали. Она попыталась окликнуть Семьдесят Второго, но сил даже на это не хватило.

Поэтому она замедлила шаг и продолжила свой путь вместе с Кассиопеей. Лира продиралась через тростники и нащупывала опору в отмелях, напоминающих отпечатки огромных следов. В конце концов почва сделалась тверже, и Лира смогла сесть. К счастью, Семьдесят Второй понял, что она отстала, и был вынужден вернуться.

– Здесь небезопасно, – сказал он. Говорил он вполне разумно. Лира отметила про себя, какие у него темные глаза. Они поглощали свет, вместо того чтобы отражать его. – Мне надо тебя оставить, – добавил он через минуту.

– Ладно, – выдохнула Лира.

Однако он ее не оставил. Он принялся прокладывать путь через тростники, ломая стебли, если они сопротивлялись. Заросли были настолько высокими и густыми, что порой заслоняли небо.

– Ложись, – велел он, и Лира подчинилась.

Кассиопея уже вытянулась в грязи – губы синие, глаза закрыты: и от нее шел тот животный запах, который витал в Похоронном Бюро и который не могли вывести никакими моющими средствами. Теперь Лира разглядела, что в позвоночнике Кассиопеи поблескивает что-то металлическое. И ее мышцы были на виду, ободранные, пульсирующие кровью. Лира инстинктивно попыталась коснуться раны, но Кассиопея закричала, как будто ее кипятком ошпарили, и Лира отдернула руку: с ее пальцев капала кровь Кассиопеи. Лира не знала, как остановить кровотечение. Она вообще не могла сказать, как надо действовать в этом свободном мире. Она всю свою жизнь питалась в Кастрюле. Она слушалась медсестер и всегда спала с выключенным светом в общей спальне. Она тут не выживет. Зачем она последовала за самцом? Но кто-нибудь придет за ней. Обязательно. Кто-нибудь из врачей найдет ее, и они будут спасены. Она совершила ошибку, непростительную ошибку.