Ренессанс в России - [29]

Александр I, воспитанный в духе века Просвещения, отказался от раздачи в виде наград земли с крестьянами частным лицам как формы их закрепощения, то есть превращения в рабов, и в узком кругу приступил к обсуждению назревших реформ. Уровень образования чиновников был чрезвычайно низок. Поэтому были открыты пять университетов: Казанский, Харьковский (1804), Виленский (1803), Дерптский (1802), считая и Петербургский (1819), преобразованный из Педагогического института, поскольку университет при Академии наук, учрежденный еще Петром I, так и не оформился как таковой.

Были открыты высшие учебные заведения исключительно для дворян: Царскосельский лицей (1811), Демидовский лицей в Ярославле, Лицей Безбородко в Нежине.

Между тем Александр I, активно вмешавшись в европейские дела, потерпел сокрушительное поражение под Аустерлицем в 1805 году; в 1807 году он был вынужден подписать позорный для России Тильзитский мир с Наполеоном.

Александр заметался, лично униженный торжеством новоявленного императора Франции, и вновь обратился к реформам, поручив их разработку новому лицу — М.М.Сперанскому (1772–1839), выпускнику главной семинарии при Александро-Невском монастыре в Петербурге.

1 января 1810 года манифестом Александра I был учрежден Государственный совет — для обсуждения государственного устройства, новых законов, с представлением их на усмотрение императору. По предложению Сперанского были произведены ряд частных реорганизаций, но сам Государственный совет выступил против дальнейших преобразований. И Александр отступился от реформатора, которого сам призвал, склоняясь к мысли своей сестры Екатерины Павловны, которая считала конституцию “совершенным вздором”, а Сперанского — “преступником”, и Карамзина, историографа, который в записке, поданной императору через ее любимую сестру, “О древней и новой России в ее политическом и гражданском отношениях” утверждал, “что для твердости бытия государственного безопаснее поработить людей, нежели дать им не вовремя свободу”.

Карамзин, весь, казалось бы, погруженный в работу над “Историей Государства Российского”, метил в министры иностранных дел, доказывая при этом, что нужны России не реформы, а “патриархальная власть”. Он звал царя в допетровскую Русь — это в условиях надвигающейся войны с Наполеоном, выказывая беспомощную позицию царевича Алексея по отношению к Петру.

Два направления пути, две крайности в оценке древней и новой истории России предстали перед императором Александром I во всей остроте борьбы сил, окружающих трон, и он с присущей ему непоследовательностью, все делая поневоле — и доброе, и дурное, 29 марта 1812 года высылает Сперанского в ссылку в Нижний Новгород.

Отечественная война 1812 года — с вторжением наполеоновских войск в Россию, с Бородинской битвой, с пожаром Москвы, с полной победой над кумиром всей Европы — всколыхнула всю страну; это была освободительная война за свободу народа с самоутверждением личности, эпоха, рождающая героев, эпоха единения всех слоев общества. Это была удивительная по миросозерцанию эпоха, единственная в своем роде, романтическая эпоха, обнаружившая свои истоки в классической древности непосредственно — с ее героизмом в войнах за свободу с варварами, с ее гражданственностью и с культом красоты.

Европа и Наполеон, возглавивший все ее силы в походе на Москву, все еще глядели на Россию, как на страну варваров, между тем сами сыграли роль персов в отношении греков, и также потерпели поражение. Подобная ситуация в истории России, к сожалению, повторится еще не один раз.

Теперь, когда я воссоздал не только эпоху Петра I в трагедии “Державный мастер”, но и Золотой век Эллады в трагедии “Перикл”, мне особенно ясно: реформы Петра Великого, век Просвещения, нашествие армии Наполеона как варваров породили в России ту особую атмосферу высокого героизма и свободы, с культом красоты, какую мы узнаем в Афинах V века до н. э.

Век Перикла словно приблизился к нам вместе с воскрешением богов Греции, как было в эпоху Возрождения в странах Западной Европы, но куда более органично и непосредственно, поскольку религия, библейская мифология, индивидуализм не довлели в умонастроении эпохи.

Здесь святая святых, тайна тайн такого удивительного явления, как Ренессанс. Мистерии царя Петра в потешных играх, в трудах, победах, празднествах перешли в таинства искусства, как произошло впервые в Древней Греции с рождением трагедии и театра, архитектуры и скульптуры, ренессансной по определению и классической на все времена.

В России, как мало мы это осознаем, разумеется, прежде всего в Санкт-Петербурге и в Царском Селе был воссоздан античный мир — как новая архитектурно-природная cреда и миросозерцание, в котором боги Греции, как некогда в век Перикла, явились в прекрасных образах, живые символы мужества, любви и красоты, с превращением художественной религии греков в искусство, нетленное, вечное. Здесь не классицизм, а сама первозданная классика, и такою предстает русская лирика в ее высших образцах.

И это же мировосприятие древнеюного мира как современного и современного как древнеюного мы находим в русской архитектуре и живописи первой половины XIX века.