Ренегат - [11]

Но Аарон Селестайн не рассусоливается о том, что первым, и незамедлительно канувшим в бездонное чернеющее забытие, президентом был Олдос Оруэлл. После его внезапного исчезновения высокую должность перехватил Касейбиан Кроу и сразу же ввел программу «Элиминация», а Сейм, парламент Богема, с его инициативы принял вопиющий закон, запрещающий иметь детей с заболеваниями. В каждом департаменте строили лагеря и проводили массовые зачистки. Избавлялись от детей разных возрастов и даже взрослых, имевших психические отклонения или лишенных при разных трагических обстоятельствах рук, ног или ушей, нещадно уничтожали слепых, глухих и стариков. Каждого новорожденного обследовали специально обученные люди, и, отметив малейшие отклонения во внешности ребенка, малыша и его родителей, как носителей дурных ген, умерщвляли. Программа «Элиминация» действует до сих пор, поэтому в Котле не встретить никого старше пятидесяти лет.

На более-менее взрослом этапе жизнь мы все до единого проходим нечто вроде тестирования — программу «Сегрегация». Ее суть заключается в том, чтобы отделить сильных от слабых, то есть «качественных» от «шлака». Поэтому один раз в году проводится Сбор. В этом году из Котла уедут более семидесяти ребят, а население Департамента-9 составляет по застарелым подсчетам около шести тысяч человек.

Из Котла за последние годы уехало много, но никто еще не вернулся, будто все пути оборваны или отрезаны. Я подозреваю, что они все мертвы. Однажды я подслушала бессвязный разговор отца и мамы. Вернее отец обмолвился об больших могилах за Дугой. Он со свойственной ему уверенностью утверждал, что тех, кого умерщвляли — бросали в глубокие ямы, но трупы не засыпали. Ужасная вонь стояла во всех департаментах. Спустя годы построили печи, в которых сжигали тела.

Я верю отцу, но сколько раз была за Дугой никогда не находила человеческие кости.

Но кроме программы «Сегрегация» введен еще один, негласный, отбор. Сплоченное общество очищают от вредителей. Вредителями называют бунтарей, то есть от таких безумцев, как мой отец.

Но Аарон Селестайн и звука не роняет о немаловажной процедуре «промывки» мозгов. Возможно, это что-то вроде сложной операции, после которой человек круто меняется, не осознавая послевмешательственных, радикальных изменений. Я не до конца понимаю, в чем состоит ее суть, но, думаю, пройдя ее, я уже не буду бунтовать. Никогда.

Аарон Селестайн быстрым шагом покидает ударившийся в тихое гудение зал.

Пожухлый Лиам не сводит глаз с жучка в своей руке. Он хотел бежать, теперь у него ничего не получится. Думаю, он это понимает.

— Пора, — мрачно говорит он.

— Да. — подтверждаю я.

Мы дружно подводимся и, не торопясь, шаркаем к выходу в конце вереницы поникших ребят.

— У меня есть план. — шепчет Лиам, задевая мою руку. — Он сработает.

— Поздно. — отговариваю я.

— Ты со мной?

— Нет.

Понурившийся Лиам демонстративно отдаляется, молчаливо выражая свое недовольство моим, раскрошившим его зыбкие химеры, решением. Привыкшая теплым клубком чаяний все держать в себе, я никогда не делилась с ним исконной причиной, почему, имея сотни возможностей, я все еще не убежала из Богема. В одном из департаментов меня, возможно, ждет тот, кого я не могу бросить.

На площади к Лиаму подбегает хрупкая девочка и набрасывается на него с распростертыми прощальными объятиями. Лилиан всего лишь двенадцать лет, но на свой юный возраст она довольно умная и находчивая.

— Привет, Харпер. — как колокольчик, звенит Лили и улыбается во все щеки.

— Привет, — говорю я.

— Хвостик. — смеется Лиам, дергая сестренку за косички. — Я просил тебя оставаться дома.

— Я хотела с тобой попрощаться. — дуется она.

Лиам что-то отвечает сестре, но я их не слушаю. Пытаюсь рассмотреть того, кто на противоположной стороне площади, жестикулярно подзывая, машет рукой. У меня недостаточно времени с кем-то встречаться, ведь другие сверстники ушли к стоящему за зданием администрации поезду, но изучив темное пятно, бегу к зовущему меня человеку.

В Котле есть только один знакомый, который, не стыдясь и не боясь строгого наказания, придет со мной попрощаться — это Хемстворд Эбернесс. Отец Люка работает инженером, и изготовляет дорогостоящую мебель. Влиятельных клиентов и друзей у него хоть отбавляй, преимущественно знатных и богатых. Поэтому эта озорная шалость ему простится, как и та, что он дружил с моей семьей.

Последний раз мы виделись два года тому, когда он принес мне вещи Люка. Несколько раз мы пересекались на улице взглядом, но не разговаривали. Странно, но Хемстворд не выглядит убитым горем и, кажется, ни единого дня не тосковал по единственному сыну. Сейчас он тоже спокоен и даже неуклюже улыбается.

— Здравствуй, Харпер. — говорит Хемстворд, обнимая меня. — Как ты? Как себя чувствуешь?

— Со мной все хорошо. Спасибо, что спросили.

Хемстворд по-настоящему дружил с моим отцом. К тому же, он не отвернулся от нас после его смерти, а ко мне относился, как к родной дочери и почти не ругал меня за то, что я посреди ночи прибегала к Люку, лишь напоминал, что в темное время суток — комендантский час.

— Прости, что мы так редко виделись… — дрожащим голосом извиняется Хемстворд.