Ремиссия - [13]

Постояв минутку, Олег закрывает дверь и идет в прихожую раздеваться.

* * *

Олег в магазине игрушек. Выбирает среди конструкторов подарок сыну.

Внезапно его скручивает боль, он падает на пол…

К нему бегут люди, окружают его…

Олег корчится от боли и кричит, лица людей кажутся ему причудливо-искаженными.

* * *

Олег сидит в темной комнате на диване, одетый в черный костюм с черной водолазкой. Он плачет.

Заходит Надя — тоже в черном. Подходит к нему, обнимает за плечи.

Олег обхватывает ее руками, утыкается головой ей в живот. Плечи его вздрагивают.

За окном идет снег. Синий свет уличного фонаря разливается по стене, высвечивая фотографию Сергея Даниловича в рамке с траурным черным уголком.

* * *

Новый год. Олег и Сережа наряжают елку в печальном молчании.

Сережа подает игрушки.

Олег вешает их на елку.

Луч света падает на его запястье.

На запястье — симметричный темный кружок.

* * *

Солнечный зимний день. Каток.

Сережа и Надя катаются на коньках.

Олег сидит на лавочке и с грустью смотрит на них.

* * *

Больница.

Длинный коридор. Двери палат. В конце коридора смутно белеет окно. Санитарка моет пол, вяло макая намотанную на швабру тряпку в ведро и возя ею в луже на линолеуме.

Надя медленно идет по коридору. На ногах — тапочки, в одной руке — сапоги, она их держит за голенища, в другой — пакет. Здоровается с санитаркой. Та отвечает хмурым взглядом и, словно нехотя, кивает.

Возле поста медсестры Надя останавливается. Настольная лампа горит, медсестра склонилась над журналом. Надя здоровается — медсестра поднимает голову.

— Как он сегодня? — тихо спрашивает Надя.

— Без изменений, — быстро отвечает медсестра и отворачивается к шкафчику за спиной, открывает, достает из баночки таблетку, заворачивает в бумажку и кладет на стол: — Вот, возьми. А то ведь сразу прибежишь просить…

— Ему так… больно? — дрожащим голосом спрашивает Надя.

— Больно.

— А укол… Нельзя?

— Строго по часам. Сама ведь знаешь… — медсестра сочувственно смотрит на Надю:

— В шесть делали. Теперь — только в двенадцать.

— Но ему ненадолго хватает, — шепчет Надя.

— Привыкание, — бормочет медсестра, снова утыкаясь в журнал. — Естественная реакция организма. Только твой как-то уж очень быстро привык… Но здесь уже ничего нельзя поделать.

Надя берет со стола таблетку в бумажке и идет в самый конец коридора, к крайней палате, у окна.

Дверь палаты приоткрыта. Из палаты доносятся хриплые стоны — человек стонет мерно, словно капает из крана вода или тикают часы:

— А… А… А…

Надя на мгновение задерживается у двери палаты, глубоко вдыхает, сглатывает — и толкает дверь плечом. В палате — три кровати. На одной спит мужчина, накрыв голову подушкой. На другой — молодой парень, иссохший, лысый, к руке тянется трубочка капельницы. На третьей — Олег. Он страшно исхудал, лежит, запрокинув голову, небритый, глаза полузакрыты, из широко раскрытого рта доносятся хриплые стоны. К его руке тоже тянется трубочка капельницы.

Молодой парень с соседней кровати с ненавистью смотрит на Надю и капризно говорит:

— Хоть бы ты его скорее забрала, что ли! День и ночь орет, никаких сил больше нету… Тот-то, — он кивает на спящего соседа, — полуглухой, он хоть спать может. А я… Я здесь для лечения лежу, мне тоже сон нужен!

— Олег тоже для лечения здесь лежит, — спокойно отвечает Надя, ставя сапоги — на пол, пакет — на стул.

— Да какое ему лечение?! У него уж четвертая стадия! Лечение… Другим только мучение — его лечение! Забери ты его, пусть дома умрет… В кругу семьи.

При этих словах Надя вздрагивает и пристально смотрит на парня с соседней койки. Но ничего не говорит. Склоняется к Олегу, гладит его кончиками пальцев по лбу, касается щеки, шепчет нежно:

— Олежек! Олежек, я пришла…

— Он не слышит тебя! Он ничего уже не понимает! — злобно бормочет парень с соседней койки и передразнивает Надю: — «Олежек», «Олежек»…

Надя продолжает гладить лицо Олега. Тот открывает глаза, смотрит на нее и принимается стонать еще громче.

— Я сейчас тебе лекарство дам… Тебе легче станет, — дрожащим голосом говорит Надя. Берет с тумбочки бутылку с минеральной водой, наливает в кружку, опускает в кружку трубочку для коктейля. Кладет таблетку в рот Олега, подносит трубочку к губам… Олег жадно сосет воду, потом откидывается на подушки и начинает кричать во всю силу легких:

— А-а-а! А-а-а!

Мужчина с соседней койки просыпается, скидывает с головы подушку, садится на кровати, испуганно смотрит на Олега… Потом тяжело вздыхает и снова накрывает голову подушкой:

— Ох, господи, грехи наши тяжкие…

Олег кричит.

— Не помогло ему твое лекарство! — смеется парень с соседней койки.

Надя разворачивается и выплескивает ему в лицо остатки воды из кружки. На секунду парень потрясенно замирает. Потом стирает воду с лица и кричит:

— Сука! Хулиганка! Над больным глумишься! Фашистка!

Надя выбегает из палаты. Навстречу ей по коридору не спеша идет медсестра. Надя прижимается спиной к стене, медленно сползает, садится на пол, зажимает уши ладонями, чтобы не слышать криков Олега, зажмуривается… Медсестра входит в палату.

Из палаты несутся крики Олега и истерический голос парня:

Я лечащему врачу пожалуюсь! Я матери скажу, она к главврачу пойдет! Я завтра же, завтра, — голос его прерывается кашлем и он принимается мучительно, натужно кашлять, потом — кричать, совсем как Олег.