И тогда Венька решил бежать в обход. С Сениными ногами трудно спорить, и он изрядно попотел, пока не увидел несущегося ему навстречу перепуганного грибника. Венька и сам был перепуган не меньше.
И Сеня его увидел.
— Чего убегаете? — с обидой выговорил он Веньке. — Если бы я не первый раз здесь. Еле нагнал.
А Венька с тревогой вглядывался в его лицо — сейчас Сеня казался нормальным человеком, стоял обиженный, утирая потное лицо рукавом фуфайки.
— Поиграть хотели, — продолжал он. — Только больно уж игра-то ваша злая.
— Скажи, — наконец решился заговорить Венька: ему все еще казалось, что стоит открыть рот — и Сеня опять сиганет от него. — Скажи, ты вообще-то в лесу бывал?
— Конечно, бывал. Не часто хоть, но бывал.
— Чего же ты от нашего крика в сторону несешься? У тебя с ушами все в порядке?
— Кто их знает, — беззаботно ответил Сеня. — Отойди в сторонку, шепни что-нибудь — узнаешь, в каком они порядке.
Венька опасливо покосился на него, подумал: «Нет уж, без проверки обойдемся, не то опять припустишься вскачь».
— Не совсем, видно, в порядке, — сказал он. — Мы кричим, а тебе слышится наш крик совсем с другой стороны.
Вернулись к Алеше и Таньке, те тоже уже беспокоились. Не распространяясь о непонятном поведении, Венька сказал Алеше:
— Ты старайся быть с краю, я с того, левого, пойду, Сеня и Танька пусть в середине. Поглядывать будем за ними. А ты, Сеня, если подумаешь, что заблудился, стой на одном месте и кричи.
— А чего это он? — спросил Алеша.
— Побегать ему, видишь ли, захотелось, ноги поразмять.
Дальше все вроде пошло хорошо: Танька держалась поближе к Веньке, а Сеня не то чтобы убегать — стал путаться под ногами да еще выхватывать увиденные Алешей грибы: только Алеша направится к грибу, Сеня скакнет, выхватит из-под рук. За такие дела оплеуху следовало бы, но Алеша был добродушен, он уже смирился с тем, что грибов на засолку в этот раз не набрать. Правда, он и рассчитывал-то больше на утренний сбор, сейчас брал только самые крепкие — за ночь большие шляпки раскиснут.
Венька посмотрел на верхушки деревьев, солнце еще освещало их, но вот-вот должно было зайти. Пора было думать о ночлеге.
— Не разбредайтесь, шагайте за мной, — приказал он.
Венька пояснил, что они идут к ночлегу — к месту, где он останавливался в прошлом году.
Начался отлогий склон, который вскоре вывел к ручью. За ручьем открывалась широкая поляна, только в одном месте кучно росли деревья, они были так велики и стары, даже издалека заметны были дупла. А чуть в стороне стоял покосившийся сарай.
— Бывший хутор, — сказал Венька. — Вы подождите, схожу разведаю, раньше в сарае сено было.
Пока он ходил, Сеня сидел, вытянув ноги, — умаялся, бедный. Танька вдруг ближе к ручью нашла какие-то синенькие цветочки и радовалась. Грибники тоже! Хорошо еще, что комаров не так много, исстонались бы!
Вернулся Венька.
— Порядок, — удовлетворенно сказал он. — В сарае свежее сено. Сарай закрыт почему-то изнутри на засов, но я пролез под воротами — там щель, пролезть можно.
Танька подозрительно уставилась на него.
— А почему он изнутри закрыт? Что-то непонятно.
— Откуда знать. Может, побоялись: замок сшибут и утащат. А тут мальчонку оставили в сарае, задвижку он навесил и выполз.
— Задвижка-то в самом низу, что ли? Дотянется мальчишка?
— Чего запричитала? — оговорил он Таньку. — Значит, дотянулся.
Объяснение его не вызвало никакого сомнения: наверно, так и было, как говорит Венька.
— Давайте здесь поедим, а то в темноте ничего не увидим.
Танька расстелила чистую тряпочку. Каждый выложил у кого что было, благо осень: вареная картошка, огурцы, несколько луковиц, ломтики хлеба. Из своей корзинки-бочонка Танька достала большой кусок пирога с картофельной начинкой. Все это богатство она разделила на две равные части, одну часть сразу же убрала на утро.
Еда не заняла много времени. Напились в ручье и пошли к сараю, темневшему на фоне неба. Еще около сарая хорошо стало пахнуть свежим сеном. Венька приоткрыл ворота, радушно пригласил:
— Заходите, забирайтесь наверх.
Расположились рядышком, Венька с Танькой в середине, Алеша и Сеня по краям.
— Ни разу не спала на сене, — блаженно заявила Танька. — Мягко-то как, мальчишки!
— Я тоже первый раз, — признался Сеня. — Вон Леха, поди, много раз.
Сенной запах и в самом деле напомнил Алеше деревню. Но не сенокос он вспомнил, а солнечное теплое утро. Перед домом лужайка с мягкой гусиной травкой. Он лежит на траве, нежится. Перед самым лицом травинка, и, если плотнее прижаться к земле, травинка кажется высокой-высокой, выше колокольни, которая в другом конце за домами, выше даже белых курчавых облаков.
Из дома доносится певучий голос матери:
— Сходи-ко к ручью, принеси грибов, пока печь топится.
Ручей шагах в двухстах от дома, по берегам его кустарник, осины, там родятся красноголовики. Недалеко, но идти не хочется.
— Опять грибы! — возмущается Алеша. — А оладушки будут?
— Будут.
— А клюбака?
— Да будет, будет. Как купец Ваня-банченный торгуешься.
— Со сметаной поверху чтобы, — наказывает он, отправляясь с лукошком к ручью.
…Танька ворочается, не спит. Не спят и другие.
— Хоть бы рассказали что-нибудь, — просит Танька.