Реквием в Вене - [32]

Она позвонила в тот день раньше, сообщив Берте, что у нее имеется новая информация для адвоката Вертена. Однако, узнав, что адвокат занят другим делом, фройляйн Шиндлер согласилась встретиться с коллегой Вертена в адвокатской конторе. Как и в прошлый раз, Берта села у двери, ведя записи, когда Гросс приступил к беседе.

— Итак, барышня, чем я могу быть полезен?

— Я надеялась поговорить с адвокатом Вертеном, — промолвила она, жеманно улыбаясь.

— Вот оно что. Как вам сообщила госпожа Вертен, в данный момент он отсутствует. — Гросс проигнорировал яростный взгляд, который метнула в него Берта, когда он ошибочно назвал ее фамилию.

— Нет, нет, — продолжала Альма. — Не поймите меня неправильно. Я хотела сказать, что я не ожидала встретиться вместо него с выдающимся доктором Гансом Гроссом.

На эти слова Гросс отреагировал полуулыбкой.

— К вашим услугам, барышня. — Казалось, он не расслышал вздоха, который исходил от Берты. — Я знаю, что адвокат Вертен заинтересовался людьми, которые могли бы по той или иной причине иметь основания желать зла господину Малеру.

Как и при своем первом посещении, фройляйн Шиндлер перегнулась через стол, как будто хотела довериться внушительному криминалисту. При ее приближении Гросс инстинктивно отпрянул; когда он откинулся в кресле, пружины застонали.

— Вы должны узнать кое о ком, — продолжила она с придыханием в своей обычной манере.

Гросс медленно сбрасывал с себя пелену чар, которыми его окутывала молодая женщина, настолько очевидна была ее техника расстановки ловушек.

— Прошу вас, продолжайте, — изрек он выдержанным тоном превосходства.

Девушка, как будто уловив, кто взял бразды правления в свои руки, опять откинулась в своем кресле.

— У меня — и я не собираюсь хвастаться — множество поклонников. Среди них есть некий Хайнрикус фон Траттен. Он происходит из старинной немецкой семьи. В его случае частица «фон» унаследована, а не куплена. Фон Траттен настаивает, чтобы я называла его Хайни, но это уж слишком. Собственно говоря, он намного старше меня. Мы довольно часто сталкиваемся в последнее время, сидим рядом на ужинах, случайно встречаемся на открытиях всяких художественных событий. Он — немножко обыватель, но щедро оказывает помощь «Сецессиону». Карл, то есть мой отчим, очень ценит господина фон Траттена с этой точки зрения.

Она победно улыбнулась Гроссу, но тот уже укрепил свою оборону против пленительной мощи фройляйн Шиндлер и сосредоточился только на имеющейся информации.

— Да-да, — нетерпеливо произнес он.

— Как я уже сказала, фон Траттен немецкого происхождения. Я полагаю, как и вы, доктор Гросс.

Когда он не ответил, девушка продолжила свой рассказ:

— Для господина фон Траттена такое происхождение не просто вопрос гордости, но и нечто такое, что нуждается в защите, если вы понимаете меня.

— То есть у господина фон Траттена есть определенные склонности, предпочтения? — деликатно предположил Гросс, не желая вспугивать пташку до того, как она снесет золотое яичко.

— Совершенно верно.

Берта прервала их:

— Извините, но это для того, чтобы я могла использовать правильное слово для дела. Здесь мы говорим об антисемитизме, не так ли?

— Да, — подтвердил Гросс, бросая уничижительный взгляд в сторону Берты. — Я полагаю, что фройляйн Шиндлер имеет в виду именно это.

— Поймите, — быстро добавила Альма, — само по себе это не является чем-то таким, что возбуждает подозрения. Многие придерживаются того мнения, что в Вене слишком распространена еврейская собственность, от промышленности до газет.

— Вплоть до адвокатского дела, — тихо проговорила Берта, но это прошло незамеченным.

— Однако же каким образом это связано с господином фон Траттеном?

— Видите ли, он обнаружил глупую фотографию, которую я ношу с собой. Некоторые мои друзья, зная о моем глубоком уважении к господину Малеру, предприняли немалые усилия, чтобы добыть портрет, подписанный им. Несколько недель назад, сидя рядом с ним на ужине в «Цукеркандлз», я открыла свою сумку, и он увидел там фотографию Малера. Естественно, мы начали беседовать о реорганизации, затеянной маэстро в Придворной опере, о его таланте. То есть я стала говорить о его гениальности. Я была уверена, что господин фон Траттен в состоянии точно оценить мои чувства, понять мою приверженность искусству Малера, возможно, даже самому человеку, хотя я никогда не встречалась с ним. Господин фон Траттен внезапно разразился ужасающей тирадой о проклятии еврейской расы и о том, как должен быть уничтожен каждый еврей, который когда-либо помышлял осквернить прекрасную арийскую девушку. Вот точное выражение, которое он употребил: должен быть уничтожен. От этого действительно мурашки бегут по коже.

— А почему вы не упомянули об этом в вашей первой беседе с адвокатом Вертеном? — спросил Гросс.

— Иногда люди говорят что-то в горячке. Я не была уверена в его истинных намерениях. Но видите ли, с этого вечера господин фон Траттен продолжал преследовать меня. Я полагаю, что он ухаживает за мной, хотя я не давала ему повода для оптимизма в этом отношении. Этот человек — самая настоящая жаба, невзирая на его «фон» и семейное состояние. И он продолжает донимать меня моим уважением к Малеру, беспрестанно спрашивая, как поживает «мой еврейский мейстерзингер». Откровенно говоря, меня не волнуют его намеки. К тому же, если быть честной, у него дурно пахнет изо рта.