Реконструкция смысла в анализе интервью - [13]
Показательно, что общие размышления на эту тему характерны не столько для старшего поколения блокадников, которые по формальным признакам уже причислены к категории героев, сколько для поколения переживших блокаду в детском возрасте. Для кого-то из «детей блокады» признание героической интерпретации прошлого является своего рода оправданием их нынешнего почетного статуса.
И старшее поколение блокадников, и «блокадные дети» связывают героизм в первую очередь с риском для жизни на фронте или на оборонных работах в тылу, с работой в тяжелых условиях осажденного города. Именно труд, а не сама по себе жизнь под угрозой смерти от обстрелов и голода соответствует героическому поведению:
Интервьюер: А помните ли вы время, когда вас стали называть блокадницей? <…> Информант: Я думаю, что вот понятие блокадность было уже после. Потому что вот меня наградили медалью «За оборону Ленинграда» в феврале 44 года. Вот, между прочим, вот так подряд всех не награждали. В начале. В начале это как бы была награда. Это не просто знак, кто жил, тот и получил, а в начале нет. Кто как-то хорошо работал или долго работал. <…> Понимаете, город-фронт Ленинград, город-фронт. Когда обстреливали, я вам скажу, это действительно фронт. Ты уходишь, и ты не знаешь, дойдешь ты до того угла или не дойдешь. Но вот чем ближе к фронту, тем все-таки обстановка другая. Вот быть на передовой — это одно, быть, я не знаю, быть за десять километров от передовой — это другое. А у нас город, все-таки… я спала в своей постели, понимаете? Я могла пролететь вниз через разбомбленный дом, все что хочешь, но, тем не менее, все-таки это не передовая (Архив Центра устной истории ЕУ СПб. Интервью № 0102026; далее указывается только номер).
Осознание собственного поведения как трудового подвига, как осмысленной жертвы во имя победы значительно реже встречается в интервью. Одна из наших собеседниц замечает, что, работая прачкой во время блокады, она не задумывалась о том, что впоследствии будет причислена к героям:
Информант: Мы жили и никто не думал о геройстве. В первую очередь жили, работа… даже вот то, что в армию пошла, что я думала о том, что я, ах, какая я буду или кто-то обо мне будет говорить или что? Ни в коем случае, в первую очередь, в первую очередь, это был кусок хлеба. <…> Это даже больше, чем рабочая карточка. У тех, которые работали у станков в городе. Тоже правильно, но… когда я работала^ знала, для чего я это делаю. И это было нужно делать. <…> Не потому, что меня накормят, а потому что это надо делать. И тут… и то, и другое абсолютно одинаково. И то что это идет, что… что ты будешь сыт, и, с другой стороны, от тебя отдача должна быть за эту сытость такая, чтобы она была равносильна, а может быть даже и больше (№ 0101027).
Другая информантка разделяет осознанный героизм и «героизм поневоле»:
Информант: Хорошо, что они (представители молодого поколения. — Авт.) понимают, что это был подвиг какой-то. Причем мама моя говорила — вот еще не умерла — что это подвиг поневоле у нас был. Другое дело, когда я пошла там работать, это уже там таскать раненых, а когда мы переживали, это было поневоле. Это не потому, что мы были героями, мы влипли в это дело (№ 0102001).
Таким образом, осознанный героизм ассоциируется у нее с трудовой деятельностью, «героизм поневоле» — с жизнью в условиях блокады.
Понимание героизма как «героизма поневоле» близко людям, пережившими блокаду детьми. В их интервью можно выделить несколько способов рассказа о героизме (или о негероизме). Первая — рассказы о посильной помощи взрослым:
Информант: Конечно, я ничего героического совершить не могла в шесть, семь, восемь лет. Единственное только что, ну вот так же в литературе нас, блокадных детей, называют старичками, маленькими старичками. Ну потому что мы были серьезными. Может быть, мало улыбались, я не помню, чтобы я плакала, кривлялась, там, просила чего-то у взрослых. Потому что я понимала, что, если бы что-то было, мне бы обязательно дали. И вот, может быть, вот таким своим поведением как-то облегчала жизнь взрослых. Потом мы умели радоваться. Понимаете, по-настоящему, искренне. Всему хорошему, что происходило в жизни (№ 0102017).
Ср. также следующее суждение:
Интервьюер: Ну ведь есть же какая-то разница: «блокадник» и «житель блокадного города»?
Информант: Есть! Конечно, есть. Ну настоящим блокадником была моя мама вот. И моя свекровь. Это настоящие… эти люди, которые работали, которые получили медаль «За оборону Ленинграда». Это настоящие блокадники. Тут уже даже нечего… Ну нас иногда называют даже, как говорится, «горшечниками».
Интервьюер: Что это значит?
Информант: Значит, сидели на горшках мы. На ночных вазах. Или там даже и «нахлебниками». Конечно, большой пользы, пользы уж такой для города, мы, конечно, не принесли. Ну вот, кроме того, что. Ну вот чем богаты, тем и рады. Вот рисуночек рисовали. Одному послали, другому, третьему, сидели, рисовали. Вот для раненых, концерт, ходили мы, ездили мы. Ходили, выступали. Все же какую-то радость им приносили. Ну а что мы еще могли? Учиться должны были хорошо. Вот и все! Но учились вначале не очень хорошо. Когда, знаете, кушать хочется, я не думаю, что очень хорошо все шло (№ 0101007).
Насколько легко человек прочитывает в городском ландшафте связность его отдельных элементов и воображает себе некую целостную и осмысленную картину места. Что делает такое считывание смысла более удобным и органичным? Что создает для этого предпосылки в организации городской среды?Эссе Утехина представляет собой удавшуюся попытку рефлексии над природой и подвижными границами публичного пространства: «Хотя мы и называем эти места общественными, повсюду в них публичное и приватное не разделены – в том смысле, что и на площади друзья, стоя в кругу, образуют своим разговором и расположением вполне приватную пространственную конфигурацию.
Тему автобиографических записок Михаила Черейского можно было бы определить так: советское детство 50-60-х годов прошлого века. Действие рассказанных в этой книге историй происходит в Ленинграде, Москве и маленьком гарнизонном городке на Дальнем Востоке, где в авиационной части служил отец автора. Ярко и остроумно написанная книга Черейского будет интересна многим. Те, кто родился позднее, узнают подробности быта, каким он был более полувека назад, — подробности смешные и забавные, грустные и порой драматические, а иногда и неправдоподобные, на наш сегодняшний взгляд.
Советские люди с признательностью и благоговением вспоминают первых созидателей Коммунистической партии, среди которых наша благодарная память выдвигает любимого ученика В. И. Ленина, одного из первых рабочих — профессиональных революционеров, народного героя Ивана Васильевича Бабушкина, истории жизни которого посвящена настоящая книга.
Селеста АльбареГосподин ПрустВоспоминания, записанные Жоржем БельмономЛишь в конце XX века Селеста Альбаре нарушила обет молчания, данный ею самой себе у постели умирающего Марселя Пруста.На ее глазах протекала жизнь "великого затворника". Она готовила ему кофе, выполняла прихоти и приносила листы рукописей. Она разделила его ночное существование, принеся себя в жертву его великому письму. С нею он был откровенен. Никто глубже нее не знал его подлинной биографии. Если у Селесты Альбаре и были мотивы для полувекового молчания, то это только беззаветная любовь, которой согрета каждая страница этой книги.
Книга французского ученого Ж.-П. Неродо посвящена наследнику и преемнику Гая Юлия Цезаря, известнейшему правителю, создателю Римской империи — принцепсу Августу (63 г. до н. э. — 14 г. н. э.). Особенностью ее является то, что автор стремится раскрыть не образ политика, а тайну личности этого загадочного человека. Он срывает маску, которую всю жизнь носил первый император, и делает это с чисто французской легкостью, увлекательно и свободно. Неродо досконально изучил все источники, относящиеся к жизни Гая Октавия — Цезаря Октавиана — Августа, и заглянул во внутренний мир этого человека, имевшего последовательно три имени.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.