Река надежды - [240]
– О чем вы хотели со мной поговорить? – спросил он настороженно.
– О мадам Изабель Ларю, – ответил Александер срывающимся от волнения голосом.
– Об Изабель?
Теперь Жак смотрел на собеседника с еще большим опасением. Он говорил на правильном французском, но акцент все же выдавал в нем иностранца, и, судя по интонационной окраске речи, шотландца по происхождению.
– Кто вы такой?
Александер нервно посмотрел по сторонам. Он предпочел бы поговорить в другом, более спокойном месте, однако опасался, что Гийо не согласится и уйдет. Поэтому он выпалил:
– Я – отец Габриеля и Элизабет! Я хочу… Нет, я должен убедиться, что мои дети ни в чем не нуждаются. Я не собираюсь навязывать им свое общество. Завтра я уезжаю в Шотландию, и все, чего я хочу, – это знать, что с ними все будет хорошо. Кому передали опеку? Где они?
В считаные мгновения Жак Гийо побледнел как смерть.
– Дети? Но ведь Изабель… она…
– Умерла, я знаю! Габриель и Элизабет лишились матери, но у них есть отец! И я хочу убедиться… Господи!
Волнение достигло апогея, и Александер заплакал. Дрожащей рукой он вынул из-за пазухи вексель и помахал им перед лицом отшатнувшегося нотариуса.
– Пока я могу предложить только это… Для детей… На какое-то время…
Жак смотрел на документ так, словно речь шла о его смертном приговоре. Не поднимая глаз, он проговорил:
– Я… я не знаю, где дети, мсье.
Александер готов был поклясться, что он врет. Гнев поднялся в нем, и если бы не толпа людей вокруг, он бы, наверное, бросился на нотариуса и выбил бы из него правду. Однако он сдержался, подумал немного, вынул из кармана кожаный кошель и с трудом развязал его – так сильно у него дрожали руки. Áuri sácra famés…
– Мсье Гийо, я хочу знать, где мои дети.
Он вынул из кошеля несколько золотых. Вид золота, блестевшего на солнце, придал ему уверенности.
– Вы – правовед. Сколько вы хотите за то, чтобы помочь мне получить опеку? Я уверен, Изабель хотела бы этого…
– Силы небесные!
Саквояж выскользнул из пальцев Жака Гийо и упал на мостовую. Сам бледный, как покойник, он смотрел на восставшего из мертвых соперника. И эти глаза… Они такие же голубые, как и у Габриеля! Ему показалось, что под ногами открывается бездна, что все вокруг рушится. Конец всем его надеждам…
С расстояния в несколько туазов на ссутулившегося шотландца смотрел еще один человек. Он замер на месте, затаив дыхание, и все еще не мог поверить, что ему не померещилось. У него на глазах шотландец поднял с земли саквояж и передал побелевшему лицом Жаку Гийо. В следующий миг он чуть повернулся… и сомнений не осталось.
Он был худее, чем раньше, и в шевелюре проблескивала седина. Но этот нос с горбинкой, волевой подбородок, оригинальный рисунок губ, искалеченная кисть… Все приметы указывали, что перед ним – Александер Макдональд. Он просто не мог ошибиться…
Но как? Каким чудом? Он сам видел, как Макдональд вбежал в пылающий дом. Видел, как из-под дымящихся обломков извлекли мертвое тело. Видел, как Изабель рыдала у него на могиле. Что же произошло? По спине пробежал холодок. Разве может человек раз за разом умирать и воскресать? Этьен тряхнул темными волосами и прищурился. В его глазах полыхнул злой огонек. Он видел, как блеснуло золото.
– Откуда бы ты ни явился, Макдональд, на этот раз я тебя достану!
Глава 21. Жертвенность
Двуколка остановилась под аккомпанемент металлического скрежета и потрескивания дерева. Сидящая на ограде птичка – это оказался красноплечий трупиал – встретила гостей протяжной трелью; чуть поодаль два щегла ссорились на березе. Клочья утреннего тумана еще парили над пшеничными и маисовыми полями.
– Вот мы и приехали!
Жак Гийо медленно и глубоко вздохнул. С этого места была видна крыша дома, спрятавшегося за кленовой аллеей. Судя по серому дымку и приятному запаху мяса, приготовления к свадебному пиру шли полным ходом.
Вдалеке спокойно текла река Святого Лаврентия. Ему вспомнилось детство. Однажды они с отцом рыбачили на берегу этой вот реки. В ту пору ему было столько же, сколько теперь Габриелю. Глядя на остров Монреаль из лодки, медленно плывущей по течению, он подумал, что земля движется, а вода стоит на месте. Отец тогда засмеялся и сказал: «Мой мальчик, земля непоколебима, как судьба. А вода – она течет, как сама жизнь. Как вода приспосабливается к земле, так и жизнь принимает форму судьбы».
Сегодня утром перед Жаком Гийо открылось истинное могущество Судьбы. Сколько бы ни атаковали ее бурные волны, она продолжала существовать, оставалась неизменной. И даже эрозия была ей нипочем. Протяжно замычала корова, собака шумно подхватила почин. Потом снова стало тихо. Жак позволил своим векам опуститься. От волнения сердце выстукивало чечетку. Пожалеет ли он о своем поступке? Бесспорно! И эти сожаления останутся с ним на протяжении всей жизни. Но ему пришлось бы пожалеть еще больше, если бы он предпочел бездействие.
Он посмотрел назад, на дорогу. Там, едва различимый в облаке пыли, вырисовывался мужской силуэт. Какое-то время Жак смотрел на него, хотя думал об Изабель. Представил, как его муза в бледно-зеленом наряде приближается к нему по тенистой аллее, ведущей к алтарю. А сейчас она наверняка сидит в любимом кресле у окна в гостиной и смотрит на реку, медленно несущую свои воды в океан. И скоро мимо ее окна проплывет корабль…
