Река, что нас несет - [4]

Река истории, истинная «река людей» смела концепцию «интраистории». Историческая действительность отметает и «почвеннические» позиции, столь характерные для романа Сампедро.

Идеализация «корней», «почвенничество», как это случалось с неизбежной закономерностью в других местах и в другое время, и на испанской почве может превратить «реку людей» лишь в тихую заводь. Но в романе «почвеннические» мотивы — составная часть более сложной амальгамы. Они сочетаются с идеей прогресса, поступательного движения вперед. В книге его символизирует плотина в ущелье Энтрепеньяс, поднимающая «до самого горизонта, расширяющая реку людей».

Оптимистично звучат слова Шеннона в конце романа, как апофеоз, утверждающий веру в человека и его будущее: «Рока людей бесчисленными волнами движет историю вперед, невзирая на время, устремляясь к невидимому океану — конечной своей цели…»

По массивному нагорью Кастильской месеты, рассекая Испанию почти что надвое, несется Тахо — прообраз и символ «реки людей». Все дальше и дальше мчит она свои воды к Эстремадуре, к границам Испании, с тем чтобы, превратившись в португальскую реку Тежу, устремиться к океану.

Океан «реки людей» теряется в бесконечности. Но у людей есть сегодня, рожденное из вчера, и завтра, корни которого уходят в это сегодня.

Франко погребен в Долине Павших. Подобно памятникам, которые в средневековье воздвигались на перекрестках Европы в память о чумных эпидемиях, мемориал в Долине Павших будет пробуждать в памяти грядущих поколений воспоминание об эпохе франкизма, отбросившей страну далеко назад. Но Испания уже смотрит в свое завтра. Каким будет этот завтрашний день испанской «реки людей», зависит от самих людей, и лучше всего об этом сказал великий испанский поэт Антонио Мачадо в послании Асорину:

О, послушай меня, Асорин: есть Испания та, что желает

Встать, воскреснуть. Испания эта подняться спешит.

Нет, не ей леденеть с той Испанией, что умирает.

Нет, не ей задыхаться с Испанией той, что зевает да спит.

Чтоб спасти это новое богоявленье,

Наступила пора искупить вековые грехи,

Взять огонь и топор и войти в новый день, как в сраженье.

Чу! Заря уже близка, возвещают ее петухи[1].

Елена Айала

В каждом человеке нам обетовано возвращение Спасителя.

Франц Верфелъ

Все люди на какой-то миг боги.

Н. Казанзакис

Расщелина в скале

Все было предрешено, хотя никто не мог знать, почему жизнь распорядилась именно так, а не иначе. Иногда она забавляется тем, что трубит в свой горн по пустякам, а иногда ее течение обходит стороной некоторые события и людей, предоставляя случиться тому, чему суждено случиться. Только спустя долгое время сознаешь, какую роль сыграли те или иные жесты, поступки. Например, та встреча или те шаги, которые должен был сделать Шеннон. Почему так произошло, почему он так поступил? Бессмысленно ломать голову над этим: то была прихоть реки и вместе с тем зов сердца. Да, пожалуй, лишь оно одно всегда ответит на этот вопрос.

Все было предрешено. Они уже ждали в холодных горах — сами того не ведая — появления Шеннона. Ждали именно в этот час: мужчина, послуживший как бы приманкой; женщина, закутанная в черное; и вьючное животное, доставившее их сюда, навстречу его судьбе. А за горизонтом притаилась луна, дожидаясь, когда угаснет день, чтобы раскинуть свои мосты над ночной бездной.

Шеннон держал путь в Саорехас, намереваясь утром перебраться на другой берег Тахо и направиться в Молину.

После тесного Приего и маленьких селений Гуадиелы Вильянуэва-де-Аларкон ее большие дома с балконами, весь этот равнинный край вызывали у него странное чувство, будто он сбился с пути. Но по мере того как он продвигался по бесконечно прямой дороге, натиск горного массива ощущался сильнее, чем среди глубоких расщелин и сведенных судорогой утесов. Плоскогорье безо всяких усилий поднималось каменной глыбой, напоминая до предела натянутую кожу барабана. Даже хвойные деревья и кусты можжевельника редели здесь, давая простор земле, жаждущей высоты. В вышине, гонимые неведомой силой, сталкивались громады пепельных туч. И между этим плоскогорьем и хмурым, зимним небом, словно между пластинами космического конденсатора, неутомимо двигался вперед путник.

Он все еще шагал краем поля, несомненно служившего в войну посадочной площадкой, когда вдалеке заметил маленькую неподвижную группку, вырисовывающуюся на горизонте. Однако она не завладела его вниманием. С тех пор как месяц назад, покинув Италию, он пустился в отчаянное путешествие, желая скрыться от того, что его окружало, он оставался ко всему равнодушным. После окончания войны, когда начались попойки по случаю перемирия, он вдруг увидел в истинном свете то, причастным к чему его сделали: искалеченных детей, лишенных крова женщин, убийц в мундирах, гордых своими бомбами.

С тех пор он шел, ничего не замечая вокруг, словно кукла, движущаяся вниз по наклонной плоскости. Но мужчина с окровавленной повязкой на ноге, лежавший в почти безжизненной позе, заросший щетиной, с перекошенным от боли лицом, заставил его остановиться. А может быть, он остановился потому, что у него возникло странное ощущение, будто эта неподвижная группа вдруг ожила. Он подошел и спросил, что случилось, еще но думая о том, что как-то сможет облегчить человеческое страдание.