Река, что нас несет - [15]

— Сегодня вместо поджаренного хлеба, — сказал Горбун, заметив, с каким интересом Шеннон наблюдает за его приготовлениями, — будет рыба с картошкой. По случаю хорошей погоды.

— Ур-р-ра! — прокричал Обжорна.

А Лоли принялась лаять.

— Ох, парень, и что с тобой будет. Твой отец только и думает о том, как бы набить себе брюхо. А ты питайся хоть воздухом, ему и горя мало.

— Зато никто из вас не умеет так ловко добывать себе еду! — восхищенно проговорил мальчик. — Вчера отец словил вот такую огромную ящерицу.

— И съел? — удивился Шеннон.

— У нее мясо вкусное, как у кролика! — пояснил мальчик.

— На, Сантьяго, возьми, — перебила их Паула, протягивая Горбуну сковородку, которую вытащила из мешка. — Блестит как солнышко.

Сейчас Паула не казалась привлекательной: слегка запыхавшись, она делала скромную работу своими исцарапанными руками. Шеннону стало стыдно за себя и за других мужчин. Паула, почувствовав на себе его взгляд, улыбнулась.

— Как дела, Ройо?

Было в этой женщине какое-то редкое благородство. Он почтительно ответил:

— Превосходно. Давно уже не чувствовал я такого покоя.

И действительно это было так. Солнце смягчало суровый облик гор. Крики и возгласы людей одушевляли природу. Позвякивание глиняных горшков, шорох картофельной кожуры, падающей с ножа, чавканье жующего осла, радостный лай собаки — все эти привычные звуки ласкали его слух, пока огромный земной шар, кажущийся неподвижным, вращался в мировом пространстве.

Горбун подбросил несколько травинок, чтобы но ним определить, в каком месте вырыть ямку для костра, где бы его не мог задуть ветер. Один за другим подходили сплавщики.

— Что случилось? — удивился Горбун. — Мы вас еще не звали.

— Закончили раньше времени, — сказал Американец. — Решили остановиться у развалин моста Сан-Педро. Сегодня сделать запруду все равно не успеем. Вот и пришли.

— Черт подери! — воскликнул Сухопарый. — Ну и житуха пошла!

Мужчины расселись. Некоторые из них благоговейно и неторопливо закурили.

— Видишь ту гору напротив, Ирландец? Вон ту, самую высокую, справа от реки? — спросил Балагур. — Так вот, когда-то там стоял замок Альпетеа, мавра Монтесино.

Оп показывал на гору за гигантским скалистым утесом, метров на триста возвышавшуюся над рекой.

— Оттуда, — продолжал Балагур, — чего только не видать. Уж поверь мне! Арагонскую башню, Молину и… добрую половину Испании.

— Кинтин оседлал любимого конька, — улыбнулся Сухопарый, растянув рот до своих огромных ушей.

— А ты помалкивай да слушай. С такими ушами, как у тебя, это легко. Если тебе вдруг случится стать королем, придется приделывать монетам ручки!

— Рассказывай дальше, дядюшка Кинтин, — попросил Обжорка, пока остальные смеялись. — Кто был этот мавр?

— Ладно, расскажу, пока ужин поспеет… Монтесино был полководцем, очень смелым, христианам покоя не давал. Но однажды Пресвятая Дева явилась в Кобету — ту, что возле его замка, — к однорукой пастушке и сделала так, что у нее выросла новая рука. А потом велела пойти к мавру и показать ему эту руку. Мавр как увидел такое чудо, сразу перешей в христианскую веру, всех нехристей изгнал, а сам стал королем этой земли.

— Хе! — прозвучал резкий голос Дамасо, обращавшегося к Шеннону. — Балагур у нас заядлый монархист, у него все истории на один лад кончаются.

— Еще бы… Я не хочу, чтобы мной командовала хунта или те, кто сегодня приходит, а завтра уходит. Я — человек, и мне надо, чтобы кто-то один командовал мной до самой смерти.

Обжорка погнал мимо них осла к реке. Дамасо прищелкнул языком и гаркнул во все горло:

— Вперед, король!

Осел яростно взбрыкнул, чуть не свалив мальчика с ног. Сплавщики так и покатились со смеху. Балагур успокаивал скотину:

— Успокойся, адмирал, успокойся, президент! Тпрр! Тпрр!..

— Наш осел тоже монархист, — сказал Негр.

Балагур объяснил Шеннону, что настоящее имя осла — Каналехас: так называется селение, откуда он родом. Но откликается он на любое имя, кроме короля, оно его не устраивает.

— А ото верно, что ты знаком с самим королем? — насмешливо спросил Негр.

— С каким? С Альфонсо Тринадцатым? — поинтересовался Шеннон.

— Тебе я расскажу эту историю, потому что у вас, англичан, тоже есть свой король и вы умеете его чтить.

Шеннон предпочел умолчать о том, что Ирландия — республика, и стал слушать.

— Дело было в двадцать восьмом году; Альфонсо тогда поднялся в Молину на открытие памятника капитану Аренасу, верному сыну этого города, убитому в Тистутине во время событий двадцать первого года[4]. Я служил денщиком у капитана и потому удостоился приглашения на торжественное открытие, чтобы послушать речи и прочее. На мне был военный мундир. Дон Альфонсо самолично пожал мне руку. Симпатичный такой, обходительный. Не то что надутый губернатор.

— А теперь послушай, как однажды он поехал в Мадрид, и король приказал своей королеве подать на стол лишнюю пару яиц, потому что сам дядюшка Кинтин оказал честь откушать с ними, — заключил Дамасо.

— Смейся, смейся! Мы уже с лихвой хлебнули твоей республики.

— Хе! А при короле лучше жилось?

— А потом разве лучше? Коли уж мне на роду написано быть бедняком, так не хватает еще, чтобы мною командовал такой же бедняк, только потому, что он залез выше меня… Еще чего, — и, обернувшись к Шеннону, добавил: — При республике я все марки с Пабло Иглесиасом