Регент. Право сильного - [2]

***

Похороны безумца-императора Ульф Ньорд запомнил надолго. Состоялись они через пятнадцать дней после того, как войска северян заняли столицу.

Своего императора люди ненавидели. Он принес стране только горе, ужас, отчаяние и смерть, и в конце концов едва не стал причиной полного истребления народа империи, открыв путь демонам из другого мира. Жители Дармсуда еще не оправились от кровопролитного сражения в столице, однако нашли и силы, и время, проводить бывшего властителя в последний путь.

Вслед кортежу неслись проклятия и брань, а кто-то даже не удержался, кинул гнилыми овощами в крытую белым шелком повозку. Ни вздоха, ни слезинки не было пролито по сиятельному Сабиру.

Впрочем, Ульф Ньорд чувствовал, что в него самого эти люди кинули бы гнильем с не меньшим удовольствием. Для них он был чужаком, очередной насмешкой судьбы, захватчиком, получившим власть только благодаря силе и удаче. Им не за что было любить его. Ему нечего было пообещать им. И все же, ближайшие годы Ульфу предстояло провести в столице империи, старинном Дармсуде, а значит, следовало научиться уважать и местные традиции, и местных жителей.

Единственным человеком, которого всеобщая ненависть и душная злоба обошли стороной, к удивлению регента, оказалась императрица Арселия. Похоже, что ее в городе любили по-настоящему. Она выглядела искренне опечаленной, а скромное платье, лишенное украшений и богатой отделки, сделало ее совсем юной.

“Сколько же ей лет? — подумал регент, окидывая внимательным взглядом ее фигуру. — Двадцать пять или и того меньше?”. Траурные белые одежды ее светились в лучах солнца, как снег на вершинах гор, подчеркивали чистоту кожи, глубину огромных глаз. Искусанные от волнения губы выглядели ярче обычного. Ульф поймал себя на мысли, что ему хочется увидеть, как она улыбается, а еще лучше — смеется.

Странно, но именно сейчас Арселия казалась ему особенно привлекательной. Она была по настоящему красива: золотисто-бронзовая кожа, темные, как омуты, глаза, плавные изгибы тела, грациозная походка танцовщицы. Женщина, созданная для любви, но ставшая разменной монетой в чужой политической игре и не получившая даже капли женского счастья. И все-таки, было в ней что-то неуловимое, какая-то внутренняя твердость, скрытая сила, неяркий свет, который безошибочно чувствовали все, кто находился с ней рядом.

А вот спину Ульфа жгли чужие взгляды. На новоявленного регента глазели оценивающе и опасливо, строя предположения о том, как он проявит себя в будущем. Что мог понимать северянин из мятежного герцогства в политике империи? Даже внешность его казалась слишком чуждой: чуть вьющиеся черные волосы, сине-зеленые глаза, светлая кожа — непривычное сочетание для смуглых и темноглазых жителей юга. Он был высок, широк в плечах, строен и силен. Воин и властитель, непонятный и непроницаемый, рядом с которым многие ощущали себя неуютно.

Наконец погребение было завершено, и регент с чистой совестью помог вдове императора покинуть родовую усыпальницу. Теперь им двоим предстояло выслушать соболезнования от знатных подданных.

Наверное, именно в тот момент Ульф понял, насколько бездонна та трясина, в которую ему по милости судьбы пришлось влезть не одной, а обеими ногами. Вереница придворных просителей и лизоблюдов, почуявших в северянине реальную силу, тянулась бесконечно. Эти люди выражали сдержанную скорбь по случаю гибели императора, не преминув, впрочем, отпустить замечание в духе “я никогда его не поддерживал” или “Сабир пал жертвой безумия и собственных амбиций”. А затем следовали витиеватые уверения в верности и преданности ему, регенту, при малолетнем Адиле из рода Фаррит.

К середине церемонии Ульф поймал себя на желании сбежать отсюда, а к концу — едва сдерживался, чтобы не ударить очередного говорившего. И тут надо отдать должное императрице, именно ее такт и умение сгладить острые углы, удержали регента от позорной драки. В какой-то момент, безошибочно определив ту грань, за которой гнев затмевает разум, Арселия весьма правдоподобно посетовала на усталость, порожденную скорбью утраты, и попросила лорда регента лично проводить ее до покоев.

Ульф этот жест помощи оценил, мимоходом удивившись тому, как прекрасно императрица владеет своими чувствами. Какой бы мягкой внешне ни выглядела эта женщина, остроте ее ума и выдержке можно было только позавидовать. Даже странно, что всего несколько дней назад она готова была совершить непоправимое, а от шага за грань удержал ее именно северянин.

— Вы освоитесь, — шепнула ему Арселия. — Дайте себе время. Жизнь в столице слишком сильно отличается от той, к которой вы привыкли на севере, верно?

— Вы не представляете, насколько, — улыбнулся регент.

— Все еще считаете свое решение остаться тут правильным?

— Боюсь, это мой долг. И, признаться, я рассчитываю на вашу поддержку.

— Как и я на вашу. Значит наш договор остается в силе?

— Я дал вам слово, что буду беречь жизнь наследника. Надеюсь, что и вы не откажетесь от своего обещания.

— Поддерживать вас, как главу регентского совета? Вы спасли жизнь мне и сыну, подарили надежду на будущее. Моя благодарность огромна, поверьте. Да, я сделаю все, что в моих силах.