Реформы и реформаторы - [178]

То, в какой степени автор исторического романа имеет право на художественный вымысел, всегда было предметом споров историков и литературоведов. Долгое время исследователям, воспитанным на традициях позитивизма, казалось, что они точно знают, как «было на самом деле», и потому всякое отступление от «исторической правды» воспринималось учеными крайне болезненно.

Между тем историки давно уже поняли, что изучают не прошлое как таковое, а лишь прошлое, отраженное в исторических источниках, вне которых никакого знания о прошлом не существует. При этом источники тенденциозны уже по своей природе. И сколь совершенной ни была бы методика установления их достоверности, историк, пропускающий их информацию сквозь призму своего опыта, знаний и навыков, по существу, воссоздает собственный вариант прошлого, а не то, каким оно было «на самом деле». Впрочем, чем совершеннее техника работы с источниками, чем лучше историк знает и чувствует эпоху, о которой пишет, тем точнее, ближе к истине реконструируемая им картина.

Однако в силу особенностей своей профессии историк ограничен в праве на домысел рамками источника. Он может выдвигать гипотезы, но только в пределах того, что дано ему в источнике. У писателя этих ограничений нет. Его задача не в том, чтобы реконструировать прошлое во всех его деталях и подробностях, а в том, чтобы создать его художественный образ, передать смысл исторического события. И если писатель талантлив, если ему удалось почувствовать дух эпохи, понять логику развития исторических событий, то нередко ему удается прозреть в истории то, что скрыто от ученого-историка. Другое дело, что фантазии писателя не должны быть беспочвенны, не должны создавать искаженный, тенденциозный образ прошлого, противоречащий тому, что известно по историческим источникам. Иначе говоря, если историк пишет о том, что, судя по источникам, было, то писатель вправе писать о том, что, судя по источникам, могло бы быть, но у него нет морального права писать о том, чего, судя опять же по источникам, быть не могло.

Как уже говорилось, роман Мережковского «Антихрист» исторически вполне достоверен. И это дает нам возможность, не останавливаясь на разборе отдельных эпизодов романа, сосредоточить внимание на том, что сегодня, в начале XXI в., снова оказалось более чем актуальным, – на русской реформе и ее цене.

* * *

В наши дни слово «реформа» стало в России обиходным и едва ли не самым часто употребляемым. Однако мало кто задумывается над тем, что, собственно, такое реформа, какие бывают реформы и как они осуществляются.

Казалось бы, ответ на вопрос о том, что такое реформа, очевиден: реформа – это изменение, преобразование в какой-то сфере жизни общества и государства. Однако даже эта короткая и простая формулировка требует комментария. Во-первых, реформа – это всегда то, что касается государства, страны, общества. Сказать о ком-то, что он, к примеру, произвел реформу в своей семейной жизни, можно лишь с иронией. Во-вторых, очевидно, что слова «реформа» и «преобразование» – синонимы. Это хорошо видно, если сравнить их, например, с английскими эквивалентами. В английском языке «реформа» – это «reform», т. е. совершенно идентичное слово, имеющее латинское происхождение и означающее «изменение формы», а «преобразование» – это «transformation», т. е. чисто английская лексема, но имеющая тот же корень и значение. Впрочем, языковеды полагают, что слово «преобразование» по своему значению достаточно нейтрально, в то время как слово «реформа» имеет позитивный смысл, т. е. обозначает нечто положительное.

Действительно, реформа всегда является реакцией на какое-то неблагополучие, на неудовлетворенность положением дел в какой-то сфере и отражает желание это положение улучшить, усовершенствовать. Таким образом, изначально реформа предполагает благие намерения, хотя очевидно, что результат может быть и обратный. Если негативные последствия реформы имеют длительное воздействие на общество, то может измениться и восприятие самого слова «реформа». Именно это и случилось в русском языке в 90-е годы XX в.

В данном нами определении понятия «реформа» есть слово «изменение». Между тем понятно, что всякое общество, страна, государство – это живой организм, который не может находиться в неизменном состоянии. Напротив, этот организм постоянно развивается, меняется, независимо от того, проводятся или нет какие-либо реформы. Значит, развитие, изменение – это естественное состояние всякого общества. Соответственно, реформа – это сознательное, целенаправленное изменение, являющееся результатом вмешательства человека в естественный процесс развития. Темпы изменений, происходящих естественным путем, могут быть различны и зависят от характера общества. Но в определенный момент они могут оказаться недостаточными, и именно тогда неблагополучие становится особенно заметным и требуется вмешательство человека, пытающегося улучшить положение посредством проведения реформы.

Но кто является тем человеком, который вмешивается в естественный процесс развития, т. е. кто осуществляет реформу? На первый взгляд ответ и на этот вопрос весьма прост: реформа всегда разрабатывается, планируется и проводится сверху, т. е. людьми, находящимися у власти. Однако на практике дело обстоит несколько сложнее. Все зависит от характера общества, от существа политического строя. Люди, облеченные властью, всегда действуют с учетом собственных выгод. Прежде всего они заинтересованы в сохранении существующего политического строя, обеспечивающего им доступ к власти. С этой точки зрения невозможно ждать от властей предержащих, что они проведут реформу, которая изменит политический строй и будет, по существу, уже не реформой, а революцией. Встречающееся в научной литературе определение некоторых реформ, например Петра I и Александра II, как «революции сверху» следует воспринимать исключительно как метафору. Сколь бы радикальными ни были реформы этих русских монархов, сколь радикально ни изменили бы они лицо страны и направление ее исторического развития, сущность политического строя России осталась неизменной, а сами реформы были направлены не на разрушение этого строя, а на его укрепление.