Реестр убийцы - [21]

— Никому… кроме тебя. — Он хлопает ее по ляжке.

Кабинеты расположены на первом этаже. У Марино — самый классный, какого никогда еще не было, с сосновыми полами, с защитными рейками на стенах и декоративной лепниной.

— Видишь, восемнадцатый век, — с гордостью говорит он. — Здесь, наверное, столовая была.

— Наша столовая в Шарлотте раз в десять больше.

Шэнди оглядывает комнату, жуя резинку.

В его кабинете она впервые, как и вообще в этом здании. Попросить разрешения не хватает смелости, да Скарпетта все равно бы отказала. Но после бурной ночи Шэнди снова завела песню насчет того, что он у Скарпетты на положении раба, чем испортила ему настроение. Потом Скарпетта сообщила, что у Люшеса Меддикса спустило колесо и что они опаздывают, а Шэнди опять взялась за свое, мол, он вкалывает впустую и мог бы хоть раз устроить ей экскурсию, о которой она просит всю неделю. В конце концов, она его девушка и имеет право увидеть, где он работает. Поэтому он и сказал ей садиться на мотоцикл и следовать за ним по Митинг-стрит.

— Настоящий антиквариат, — хвастает Марино. — Брали у старьевщиков, в лавках у барахольщиков. Док сама все заново полировала. Ну как, а? Впервые за всю жизнь сижу за столом, который старше меня.

Шэнди устраивается в кожаном кресле и от нечего делать начинает выдвигать ящики.

— Мы с Розой долго прикидывали, что здесь к чему, и сошлись на том, что ее кабинет был хозяйской спальней. А самая большая комната, где офис Дока, называлась у них салоном.

— Ерунда какая-то. — Шэнди заглядывает в ящик. — Тут же ничего не найдешь. По-моему, ты просто не хочешь возиться с файлами, вот и суешь все куда попало.

— Я точно знаю, где у меня что лежит. Собственная каталожная система, все рассортировано по ящикам. Что-то вроде десятичной системы классификации Дьюи.

— Ладно, раз так, умник, где твой карточный каталог?

— Здесь. — Марино стучит себя по выбритой до блеска лысине.

— А у тебя тут есть какие-нибудь интересные дела? По убийствам? Или, может, фотографии, а?

— Нет.

Шэнди встает, обтягивает кожаные штаны.

— Так шефиня, значит, заняла салон. Я хочу посмотреть.

— Нет.

— Имею полное право. Раз уж ты вроде как принадлежишь ей.

— Я ей не принадлежу. И туда мы не пойдем. Да там и нет ничего, кроме книжек да микроскопа.

— Но дела по убийствам у нее там есть?

— Нет. Самые важные дела мы держим под замком. По крайней мере те, что были бы тебе интересны.

— Салон. Теперь и нет никаких салонов. — Рот у Шэнди не закрывается. — Глупо.

— Раньше были, и салоном комнату называли, чтобы отличить ее от гостиной, — объясняет Марино, гордо оглядывая кабинет — со свидетельствами на обшитых панелями стенах, большущим словарем, которым он никогда не пользуется, и нетронутыми справочниками, которые Скарпетта передает ему, когда получает новые, дополненные издания. А главное, с трофеями, добытыми на дорожках кегельбана, — аккуратно расставленными на встроенных полках бронзовыми кубками. — Гостиная — комната официальная, со строгой обстановкой, сразу за дверью. В ней принимали тех, кого не собирались долго задерживать. А в салоне — наоборот, поэтому его и называли еще жилой комнатой.

— Тебя послушать, так ты даже рад, что она этот домишко купила, хоть и жалуешься все время.

— Что ж, для старичка он совсем не плох. Хотя я бы предпочел что-нибудь поновее.

— Твой старичок тоже совсем не плох. — Она хватает его и сжимает так, что Марино морщится от боли. — И всегда как новенький. Покажи мне ее офис. Покажи, где работает шефиня. — Она тискает его еще раз. — У тебя на кого встает: на нее или на меня?

— Помолчи. — Марино отнимает ее руку — шуточки Шэнди ему не по вкусу.

— Покажи, где она работает.

— Я же сказал — нет.

— Тогда покажи мне морг.

— Нельзя.

— Что, ссышь? Да что она тебе сделает? Полицию вызовет? Давай, показывай.

Марино смотрит на крошечную камеру в углу коридора. Никто записи смотреть не станет. Шэнди права. Кому до них какое дело? Зачем? В нем поднимается то же, что и утром, чувство — коктейль злорадства, агрессии и мстительности, вызывающий желание сделать что-то ужасное и отвратительное.

Пальцы доктора Селф бегают по клавиатуре ноутбука. Сообщения в ее электронный почтовый ящик падают постоянно — от агентов, бизнес-менеджеров, сетевых администраторов, пациентов и избранных поклонников.

Но ничего нового от него. Сэндмена. И это невыносимо. Он хочет, чтобы она думала, будто он совершил немыслимое, невероятное. Хочет терзать ее беспокойством и ужасом, заставляя думать, что он это сделал. Невообразимое. В тот день, ту роковую пятницу, когда Селф за поздним завтраком в студии открыла его последнее письмо и увидела, что он прислал, жизнь ее перевернулась. По крайней мере на какое-то время.

Только бы это не было правдой.

Какой же глупой и доверчивой была она, когда ответила на его первое сообщение, пришедшее на ее электронный адрес прошлой осенью! Да, он заинтриговал ее. Но откуда, откуда у него оказался ее личный почтовый адрес? Адрес, известный лишь немногим. Селф ответила и спросила. Он не сказал. Завязалась переписка. Он не такой, как все, он особенный. Из Ирака, где и получил тяжелую душевную травму. Именно с перспективой пригласить его на одно из своих шоу — какой редкостный гость! — она и попыталась провести онлайновый терапевтический курс. Ей и в голову не могло прийти, что он способен на невообразимое.