Редкий гость - [3]

– Что? – в который уже раз спросил Иван, чувствуя себя без вины виноватым. – Что ты так смотришь?

Он вывернулся из-под куртки, вскочил, сыпанув в журчащую воду меленькую гальку вперемежку с землей.

– Что, я, что ли, это путешествие выдумал?! – крикнул Прошин. – Иди к этому…

Даже сейчас у него духу не хватило придумать Мухину какой-нибудь неласковый эпитет.

– Иди объясни ему что-нибудь!.. Он же скажет: ты учился столько, столько усилий на тебя потрачено…

Таня ни слова не сказала на Иванову тираду, все так же сидела у бормочущей воды и вполоборота смотрела на Прошина. Иван осекся.

– Тань… Я…

– Да понятно, – девушка отвернулась.

– Таня…

Звуки, доносившиеся со стороны турбазы – выкрики игроков, удары мячика о землю, крики Андрюшки, отдельные разговоры – внезапно превратились в общий галдеж, достигли апогея и оборвались – тишиной, резко.

– Что-то случилось, – сказал Иван.

Таня улыбнулась в ответ – в глазах заиграли искорки:

– Ракопауки напали. – Прошин хохотнул в ответ и протянул руку, помогая зазнобушке подняться на маленький обрывчик.

«Ракопауками» оказались моложавый офицер полиции и два патрульных в легкой броне; пилот остался в коптере – белый с синими полосами кокпит виднелся из-за ограды турбазы. Бравые космены стояли теперь вокруг скатерти с салатиками и слушали старшего наряда.

– Я все понимаю, – говорил офицер, обращаясь к Славику Парфенову, – собрались отдохнуть, давно не виделись – святое дело. Но, ребята, мясо пожарить можно и в мангальной зоне – что, пожары давно не тушили? А нас в июле снимали в помощь пожарным, столько возгораний было по области. Кроме того, жалобы поступают от людей, что некая компания не соблюдает режим тишины после двадцати трех часов. Вот совершенно не хочется возиться протокол составлять…

– Что случилось? – спросил Прошин Якова.

– Что, что… – гитарист цыкнул зубом. – Нефиг было всю ночь ржать. По-любому, та тетка с дитенком накапала.

– А Вован?..

– Вована успокаивают, – отмахнулся Яков.

Рыжий Вовка отволок к «Циолковскому» грузовую платформу по случаю удачного возвращения принял на грудь и в состоянии подшофе имел неприятную особенность видеть в окружающем одни препятствия и помехи, каковые надлежало устранять пудовым кулаком – раз махнет, и объясняй потом местным правоохранителям, что другого такого экзоператора во всей Солнечной не сыщешь… Но рядом с Рыжим стояла Анна – ее никогда не называли Анкой или Анечкой – статная чернобровая девушка, единственный человек на всем свете, кого лучший экзоператор Солнечной не смел принять за препятствие. Один раз, на первом курсе еще, попробовал – не ударил, замахнулся только, так потом колени сшоркал вокруг женской общаги: цветы, конфеты – кое-как вымолил у гордой казачки прощение. Девушка обнимала парня, гладила по руке, и Вовка стоял красный, молчал, слушал.

Под гомон девушек и уверения парней: «Мы больше не будем, простите нас, пожалуйста», офицер закончил нотации, посмотрел, как притихшая компания перемещается на территорию турбазы, после чего полицейские сгрузились в винтокрыл. Космонавты поспешили заесть и запить все произошедшее, и жареное мясо с гарниром из помидоров-огурцов под армянский коньяк быстро успокоило разыгравшиеся страсти, так что даже Про-шин с Татьяной забыли о своих невзгодах, тем более не вспоминали оставшуюся ночь, и прощание поутру, невнятное, скомканное, прошло как пустая формальность.

Самое главное они решили накануне.

Дальний путь начинался в карантине Байконура. Ну, то есть по возвращении с пикника Прошин, Яков и Рута с Анатолием прошли освидетельствование в поликлинике Института. Потом был рейс «Эйр Астана» в Кзыл-орду, скоростной поезд до Байконура, резво пересекавший просторы Великой степи и последние тридцать километров проходивший по тоннелю под зоной отчуждения. Три с половиной тысячи километров за сутки с небольшим, но все это в домашней, можно сказать, обстановке, когда на медосмотре милейший Вилен Иванович: «Все хорошо, Ваня?.. А, ну, легкой дорожки, печать в регистратуре», – а в самолете роскошный аэрофлотовский ужин и улыбка стюардессы – влюбиться и никуда не лететь, и Танечка только что рукой махнула, она здесь, недалеко совсем, родная, близкая, и поначалу за улыбки-переглядочки с симпатичными девушками печалит тоска. Огни городов за бортом; утренний аэропорт в Кзыл-орду; манты и горячий чай с лепешками в буфете; Яков кормит овечку, заблудшую в аэропорт, позирует с животинкой для делегации не то китайцев, не то японцев; звонок Татьяне: «Как ты?» – «Держусь…» Серебристые снаряды поезда, выжженная солнцем степь и хайтек-архитектура байконуровского вокзала (а кормят дорого и невкусно).

Дорога стелется, тысячи километров в дружной компании… рай на земле – у коня в седле.

Отдел кадров. Раньше космонавтов везли со Звездного городка сразу в гостиницу, каждого знал директор Роскосмоса лично, сейчас же приходится махать паспортом, заверять электронной подписью документы… Эйчар долго разглядывал Прошина, и тот вспомнил было про сорванную обсервацию, но нет, из отдела кадров отправили сразу на комиссию.

Тесные объятия медслужбы Байконура. Первичный осмотр: пальпация. Анализы. Санобработка… просто душ с ионизированной водой; серая одноразовая пижама, тапочки, одежду уничтожили. Можно запаковать и отправить по адресу – да некуда и незачем, опять же… Анализы – зеленый свет, хотя доктора делают замечания: много жирного ел. Симпатичная медсестра, доктора в белом – молодой парень, чернявый, улыбчивый, и мощная тетка, жгучая брюнетка с короткими завитками волос. Опрос, самочувствие, осмотр. Вежливо, спокойно, никто не ругается, хоть и сказали: «Обсервацию вы просрочили, молодой человек. – Прошин собрался оправдываться, собрался… – Ничего страшного. Пара дней туда – пара дней сюда».