Редкие девушки Крыма - [55]

– Скорее давайте, девчонки! И ты, Саня, тоже!..

Мы с Таней и Мариной быстро переобулись и поспешили за ней. Метрах в сорока от нашего участка возле забора стояла младшая близняшка Алёна, а рядом, в наброшенной на плечи Викиной розовой куртке, сидела Лена Гончаренко. Эта неожиданность была для меня как удар поддых. Что случилось, почему?! После недавнего занятия информатикой я не видел Лену, но разговаривал по телефону в воскресенье, то есть позавчера: сказала, что уже здорова, после каникул и праздников выйдет в школу, и ни в словах её, ни в звуке голоса не было и намёка на то, что вот так сбежит, заплутает в садоводстве, будет сидеть на каком-то пеньке… Те уроды, о которых говорила Оксана, не должны её достать, с нынешней защитой. Но ведь сбежала?

Все эти мысли промелькнули за секунду, не больше, потому что в следующий миг я увидел, что это не Лена, а её мама, Надежда. И понял, что здесь-то ничего странного нет. Когда мы говорили с Леной, я не спрашивал, хочет ли она домой, не скучает ли: не моё дело, нечего лезть в душу. А что чувствовала Надежда? Эту мысль я гнал от себя, догадываясь, что ничего хорошего. Вот теперь убедился.

Немудрено, что я их перепутал. В свои тридцать три Надежда выглядела почти девочкой, несмотря на вдовство, двух непростых детей и материальный достаток, вряд ли годный для самой непритязательной жизни. Внешне была необычайно похожа на дочь: тот же рост за метр семьдесят, та же лёгкость и золотистые волосы, лишь глаза светлее, с голубым оттенком. Сейчас они были абсолютно пусты, я впервые видел такой взгляд – без капли выражения, и слёзы, переливаясь через край, катились по лицу на розовую куртку. Близняшки, перебивая одна другую, рассказывали, что шли на ранчо и вдруг увидели: сидит в летнем сарафанчике, ни на что не отзывается, не встаёт… Таня, указав на неё взглядом, тронула меня за плечо, но я и сам догадался наклониться и поднять Надежду на руки. Она крупно дрожала и, кажется, не понимала, где она и что происходит.

3

Откуда я был знаком с ней?.. Не скажу, что прямо уж знаком. Четыре года назад, в конце августа, только приехав в Солнечное, я познакомился с ровесниками во дворе и первым делом узнал от них, что самое интересное место городка – это гостиница, где живут командированные и родители матросов, приезжающие повидать сыновей. Мы бегали к гостинице, чтобы взглянуть на посланцев большой земли: это было и развлечением, и возможностью получить сувенир, и, самое главное, – доказательством того, что за границами нашей маленькой, почти герметично запаянной жизни есть другая, более интересная и богатая событиями. Мы как бы приобщались к ней. Гости проходили мимо, весёлые и свободные, их ждала дорога, ветер пел им песню странствий, и я мечтал когда-нибудь вот так же отправиться в путь. Да не один я, все мечтали, обступая гостя плотным кольцом. Мечты обламывала светловолосая горничная. Она выглядывала из окна второго этажа и в самый разгар получения значков или жвачки кричала что-то вроде:

– А ну разошлись, беспризорники! Кому сказала?!

– Надежда Петровна, – задирая голову, отвечал добродушный матросский отец, а иногда и просто: – Надя, – или даже так: – Наденька, да что вы волнуетесь? От меня не убудет, а ребятам радость.

– Не знаете вы этих ребят, – возражала Наденька, – они с вас последнюю рубашку снимут!

– Наденька! – вскоре кричали мы. – Идите сюда, мы с вас последнюю рубашку снимем!

Не знаю, кто как, но я понимал эту фразу буквально. Надя была одета по форме: в тёмно-синюю юбку, такой же китель поверх той самой голубой рубашки, чёрные лаковые туфли и синий с белым околышем, сдвинутый чуть набок берет – в общем, найдётся что снять.

Строгая Наденька выходила на крыльцо, и мы кидались врассыпную. Влад Балашов однажды зазевался, она поймала его за шиворот и увела в гостиницу с собой. Вернулся он минут через пять, цветом лица напоминая переспелый до трещин малиновый помидор «бычье сердце», и в ответ на все вопросы твердил:

– Я ничего не сказал!

– А что она хотела?

– Ничего не сказал.

– Да что она спросила?

– Зачем… зачем мы это делаем.

– И ты не сказал?

– Нет.

– Ну молодец! Прямо пионер-герой!..

Вскоре он утверждал, что попался нарочно, из чистого любопытства, и, кажется, сам себе верил. А я бы хотел попасться, да смелости не находил. И не видел ничего удивительного в том, что наши приставания к гостям вполовину не так интересны, когда вместо Нади в окно глядит её сменщица, кряжистая брюнетка с сонными глазами и заметными прежде глаз кавалерийскими усиками.

Удивительно всё изменилось за четыре года! От этой мысли на миг закружилась голова – раньше так бывало, когда входил в незнакомое место, на корабль или на городской новогодний утренник в театре, не представляя, чего ждать. А теперь… Страшно подумать, я уже здоровенный лось чуть выше Надежды ростом и без малейшего напряжения держу её, почти невесомую, на руках.

4

На полпути нас встретили ребята, которых испуганная Оля отправила вдогонку, и близняшки уже гораздо спокойнее повторили рассказ. Я внёс Надежду в дом и, выполняя распоряжения Тани и Марины, уложил на кровать в дальней комнате. Девушки остались хлопотать, я вышел с тяжёлым чувством соучастия в некрасивом деле. Не сегодня, раньше. И не я его затеял, это полностью идея Оксаны, но ведь она была права. Я бы не смог вмешаться в её план, но и не хотел вмешиваться, совершенно не хотел: так, как жила Лена, действительно жить нельзя. Всё казалось верным, а вышло чёрт знает что.