Редкие девушки Крыма - [49]

Таня покачала головой:

– Во-первых, знает, что я это делать не буду. Во-вторых, доктор, неужели не отличит это от простой истерики? На четвёртом этаже есть комната… – и вновь упала, головой мне на плечо, и, медленно успокаиваясь, прошептала: – Нет, на сегодня хватит…

7

Мы с Таниными родителями пили на кухне чай с дыней. Таня представила меня как «того самого парня, который на зимних каникулах съездит в Питер и всё узнает о медицинских вузах».

– А не поздно браться за ум? – спросила Виктория Александровна.

– Я его и не выпускала никогда, – ответила Таня, взяв за руль воображаемую «Яву», и несколько раз газанула, при каждом движении подмигивая правым глазом и приподнимая уголок рта.

– Да он тебя и не спрашивает, сам убегает. Ладно. Значит, окончательно решила в Питер.

Таня кивнула.

– Одобряю, – преувеличенно командирским басом сказал Андрей Викторович, – там Собчак, он красивый.

– Папа!.. Если бы он мне нравился, я бы поступала на юридический.

– А серьёзно, так скоро везде начнётся кавардак, – продолжал папа, – а где-то уже идёт. Ко мне вон матросы приходят в последнее время, каждого третьего надо откармливать, чтобы хоть как-то служил, особенно кто из сельской местности. Читать и писать пока умеют, но что будет дальше?

– Это странно, – сказал я, – они же выращивают еду.

– Всё течёт мимо них туда, где есть деньги. И от денег им тоже ничего не обламывается. Мы ещё не чувствуем, страна худо-бедно думает о защитниках. Но это год остался, максимум два, а потом только в больших городах и можно будет прожить. Тоже не фонтан, но, в крайнем случае, таксистом подработаешь или домашним учителем, если есть голова. Даже не знаю, можно ли будет в нашем Ельце.

– Я вас перетяну к себе, – обещала Таня, – и Машку со всем её колхозом.

Виктория Александровна спросила и меня, кем хочу стать, какие планы на будущее. Я честно ответил, что пока не решил, слишком многое интересно. С Нового Года начну выбирать.

– Нового Года не будет, забыл? – сказала Таня, толкнув меня коленом под столом.

– Почему? – спросила мама.

– Шутка. Не хочу резать оливье.

– Не хочешь – заставим, – сдвинув брови, пригрозил папа.

Чуть позже, когда мы разошлись по комнатам, Таня сказала, что этот разговор они вели, очевидно, для меня, между собой всё обсуждали не раз, только про Собчака папа выдумал сегодня.

– Но это ерунда, он мне совершенно не нравится.

– Почему?

– Да голос какой-то… Я люблю низкие, как из пещеры: у-у-у!..

Опять возникла неловкость. Я представил её уже не стеной, а чем-то вроде огромной мишени, лежащей на полу; мы ходим друг за другом по внешнему её кольцу, а надо бы – к центру. Не обязательно дойти прямо сейчас, но хоть один шаг… Иначе можем никогда его не сделать. Я понял, что и Таня чувствует нечто подобное, когда она без слов принесла телефон. «Остаюсь ночевать у друга», – предупредил я отца. «У кого?» «Из одиннадцатого». Этого было достаточно: родители знали, что ребята там правильные и влияют на меня хорошо.

8

– Посмотри фотографии, Санька, я скоро вернусь, – сказала Таня и вышла, оставив на кровати две коробки, тёмно-красную и тёмно-зелёную, обе размером с большой энциклопедический словарь.

Я сел на пол, как привык дома, открыл их и стал выкладывать содержимое двумя стопками на покрывало. Чуть не утонул в морских видах, но выплыл, чуть не заблудился в горных, но вышел точно к нашему ранчо, где встретил даже себя самого и не в первый миг узнал: вместо пухловатого юнца, которого обычно видел на снимках и терпеть не мог, всегда норовил увернуться от объектива, вместо ребёнка с тёмным пухом под носом и на щеках предстал перед собой каким-то героем вестерна с квадратными плечами, загорелой скуластой физиономией и пудовыми кулачищами. Может, я теперь и правда такой? Ведь Марина и все остальные выглядели почти как наяву, а небольшую разницу можно было объяснить преображающей силой искусства…

– Не скучал? – спросила вернувшаяся Таня, и по едва уловимой перемене в мелодии голоса я понял, что она уже сделала тот самый шаг. Она вошла в махровом халате чуть ниже колен, перетянутом в талии и с удивительным рисунком: на бежевом фоне разбросаны газетные заголовки, многоцветные, разнообразные по шрифту и местами понятные: Cacao Matin вверх ногами на рукаве или очень крупное Nessun Militarismo сзади чуть ниже пояса.

– Замечательные снимки, я по ним путешествую.

– Сама проявляла, печатала, – сказала Таня и, глядя в полированную дверцу шкафа, стала расчёсывать влажные волосы.

– Какой у тебя шампунь? – спросил я, потянув носом.

– Шоколадный.

– Такой разве бывает?

– Где-то бывает. Да везде, кроме нас. Когда папа уходит в Средиземку, я прошу, как в сказке: привези мне цветочек аленький, ну и ещё что-нибудь. Он привозит. Это вам, парням, лишь бы что-то было, а нам надо всё хорошее.

– Откуда знаешь о нас? – спросил я.

– Догадываюсь.

Таня, присев на корточки позади меня, надавила на плечи ладонями. Я продолжал рассматривать фотографии, и через несколько минут Таня указала на одну из них – с праздничной севастопольской улицей:

– А вот эту напечатали во «Флаге Родины» и ещё две другие. Минутку…

И достала из ящика стола три номера газеты. В одном на последней странице был этот снимок, в другом – стая зимующих в Яхтенной бухте лебедей, освещённая закатным солнцем, в третьем – мальчик лет десяти и маленькая девочка с напряжённым ожиданием на лице, он держит её за руку, оба в полной матросской форме.