Редактор Линге - [31]

Вдругъ за узкимъ маленькимъ лбомъ управляющаго зародился смѣлый планъ.

X

Снѣгъ носится вихремъ по улицамъ; дворцовый холмъ будто весь подернутъ дымкой. Голоса, звуки, удары подковъ, звонъ колокольчиковъ, — все какъ-то глухо погребено въ снѣгу; фонари мерцаютъ, но не свѣтятся. Прохожіе поднимаютъ воротники, ёжатся и спѣшатъ, спѣшатъ домой.

Вечеръ. Лео Хойбро гуляетъ безцѣльно по дворцовому холму, выпрямившись во весь свой длинный ростъ и засыпанный снѣгомъ, какъ медвѣдь. На немъ нѣтъ пальто, и онъ безъ перчатокъ; лишь иногда, когда его лѣвое ухо заносится снѣгомъ, онъ вытираетъ его поспѣшно красными теплыми руками и идетъ дальше, не торопясь.

Хойбро возвращается изъ банка и направляется домой. Онъ идетъ по Парквегу. Одна дверь поспѣшно открывается, дама выходитъ на улицу, а дверь осторожно за ней закрывается. Дама осматривается, хочетъ назадъ, но уже поздно. Хойбро и дама стоятъ другъ передъ другомъ. Онъ сейчасъ же узнаетъ ее, — это Шарлотта; онъ кланяется ей.

— Фрёкенъ! — въ такую погоду и вы не дома?

Она пристыжена и боится; предчувствуетъ ли онъ что-нибудь?

Меньше всего она хотѣла бы встрѣтить именно Хойбро, выходя отъ Бондезена. Счастье, что фонари такъ тускло свѣтятъ, а то онъ замѣтилъ бы ея смущеніе.

Въ нѣсколькихъ словахъ она сказала ему, что у нея въ городѣ было дѣло и, къ сожалѣнію, она запоздала.

Хойбро говорилъ такъ прямо и равнодушно, что она успокоилась; онъ разсказалъ ей маленькую сценку во время открытія стортинга, при которомъ онъ присутствовалъ; эта сценка была такая смѣшная, что она громко расхохоталась. Она была счастлива, что у него не было никакихъ подозрѣній на ея счетъ; нѣтъ, онъ ни о чемъ не догадывался, разъ онъ былъ такъ спокоенъ.

Они борются со снѣжной мятелью и подвигаются понемножку впередъ.

— Я не знаю, смѣю ли я предложить вамъ свою руку, — сказалъ онъ. — Можетъ быть, вамъ легче будетъ итти подъ руку.

— Благодарю, — сказала она и взяла его подъ руку.

— Здѣсь, вѣдь, никто насъ не видитъ! — сказалъ онъ тогда.

На это она ничего не отвѣчала. Богъ знаетъ, что онъ хотѣлъ этимъ сказать.

— Странно, мы васъ такъ рѣдко видимъ теперь, — сказала она.

И опять онъ, какъ всегда, отвѣтилъ, что работа, только работа, вечерняя экстренная работа совсѣмъ заполонила его.

Онъ говорилъ правду. Въ продолженіе длинныхъ вечеровъ онъ сидѣлъ у себя въ комнатѣ, работалъ и уже почти окончилъ маленькую работу, нѣчто въ родѣ философско-политическаго трактата, въ которомъ изобразилъ стремленія лѣвой къ полному сравненію въ уніи; въ то же время онъ нападалъ съ большой силой на редактора Линге и на дѣятельность «Новостей». Хойбро въ тиши работалъ надъ своей книгой. Фру Илэнъ видѣла, какъ онъ послѣднее время до глубокой ночи работалъ и тратилъ все больше и больше керосину.

Но Шарлотта ничего не знала о его ночной дѣятельности; она смѣялась и говорила:

— И постоянно у васъ работа! Если бъ я могла этому вѣрить!

— Вотъ какъ; она, значитъ, этому не вѣритъ?

— Нѣтъ, пусть онъ извинитъ ее, но…

— Но онъ можетъ доказать ей это во всякое время; когда они придутъ домой, онъ охотно это сдѣлаетъ, если она хочетъ.

Они оба смѣялись и шли подъ руку. Когда особенно сильно налеталъ вѣтеръ, она почти останавливалась, ей трудно было итти, и она прижималась къ нему. Какъ это было хорошо, что она почти совсѣмъ не могла сдвинуться съ мѣста. Ему было такъ хорошо и тепло отъ счастья, когда онъ помогалъ ей своими сильными руками.

— Вамъ холодно? — спросилъ онъ.

— Нѣтъ, теперь нѣтъ, — отвѣчала она. — Но вамъ должно быть холодно.

— Мнѣ? Нѣтъ!

— Ваша рука даже дрожитъ.

Ну, а если бъ даже его рука дрожала? Развѣ онъ дрожалъ отъ холода, — онъ постоянно сдвигалъ на затылокъ шапку, ему было жарко. Вдругъ онъ вспомнилъ, что она, навѣрно, невѣста Бондезена, невѣста другого; вотъ почему онъ возразилъ:

— Если моя рука дрожитъ, то не отъ холода. Она просто, можетъ быть, устала; давайте перемѣнимъ.

И онъ сталъ съ правой стороны и подалъ ей другую руку. Они продолжали бороться со снѣжнымъ вихремъ.

— И какъ вы можете обходиться безъ пальто? — сказала она.

— Если я до сихъ поръ всю зиму обходился безъ него, то и теперь какъ-нибудь справлюсь, — отвѣчалъ онъ уклончиво. — Черезъ два мѣсяца у насъ весна.

Хойбро больше ничего не сказалъ. Шарлотта посмотрѣла на него сбоку. Неужели же онъ зналъ, гдѣ она была, и хотѣлъ скрыть это? Она хотѣла бы провалиться сквозь землю.

Хойбро ждетъ не дождется весны. Эта зима была самая длинная въ его жизни; въ ней столько было страданій и нехорошихъ дней. Днемъ онъ работалъ за своей конторкой въ банкѣ, въ вѣчномъ страхѣ, что вотъ сейчасъ будетъ открыта его продѣлка. Каждый разъ, какъ директоръ обращался къ нему или требовалъ отъ него какое-нибудь объясненіе онъ вздрагивалъ, убѣжденный, что вотъ сейчасъ услышитъ свой смертный приговоръ. По временамъ онъ въ отчаяніи готовъ былъ даже признаться, чтобы только положить этому конецъ; но когда входиль начальникъ, и онъ видѣлъ этого честнаго человѣка, такъ довѣрявшаго ему въ продолженіе многихъ лѣтъ, онъ молчалъ, молчалъ, какъ могила. И день проходилъ, наступалъ другой, и его страданію не было конца.

Такъ онъ мучился днемъ.