Речной король - [83]

Элен посмотрела в окно и увидела сад, точно таким, какой он был, когда она только приехала в Хаддан-скул. Сама она больше любила не белые розы, а красные, особенно великолепные розы сорта «Линкольн», оттенок которых делался все глубже с каждым прошедшим днем. Она не ударилась в панику, хотя всегда опасалась, что это случится с ней, когда ее время придет. Элен была довольна прожитой жизнью, но она очень долго ждала прощения, поэтому думала, что ей уже никогда не суждено ощутить того, чего она хотела больше всего, но вот оно, нахлынуло, прошло сквозь нее, как доброта и милосердие. Явления этого мира заняли предназначенные для них места и, кажется, отодвинулись куда-то далеко: ее рука на подушке, девочка, сидящая рядом с ней, черный кот, спящий, свернувшись клубочком, у нее в ногах.

Элен ощущала, как восторг охватывает ее, нечто такое яркое, словно она смотрит на тысячи звезд разом. Как быстро промелькнула ее жизнь, только что она была девочкой, садящейся на поезд до Хаддана, и вот уже лежит в постели, глядя, как сгущаются сумерки за окном, расползаются по белым стенам лужами теней. Если бы только она знала, как коротко отпущенное ей время на земле, она извлекла бы из жизни больше радости. Она жалела, что не может поделиться этим знанием с девочкой, сидящей рядом, она хотела закричать, но Карлин уже набирала 911. Элен слышала, как она просит прислать «скорую помощь» в «Святую Анну», но почти не обращала внимания на тревогу Карлин, потому что как раз в этот момент Элен шла от станции к Хаддан-скул с чемоданом в руке; был тот день, когда конские каштаны стояли в цвету, небо было голубым, как фарфоровые чашки, в которых ее мать подавала чай. Она начала работать в двадцать четыре года, и, надо сказать, делала это хорошо. Девочка, суетящаяся вокруг нее, выглядела глупо, и Элен жалела, что не может сказать ей об этом. Испуг в голосе Карлин, сирены за окном, холодный январский вечер, тысячи звезд в небе, поезд из Бостона, ах, как билось ее сердце в тот день, когда у нее была целая жизнь впереди! Элен сделала знак девочке, которая наконец села рядом с кроватью.

— С вами все будет хорошо, — прошептала Карлин.

Это была совершенная неправда, и мисс Дэвис это знала, но она все равно была тронута, когда заметила, как побледнела девочка, — обычно люди бледнеют так, когда по-настоящему переживают, действительно обеспокоены.

«Не забудь выключить духовку», — хотела сказать Элен девочке, но она смотрела на розы за окном, потрясающие алые розы сорта «Линкольн». До нее доносилось умиротворяющее гудение пчел, как всегда бывает в июне. Каждый год в это время территория школы взрывалась пятнами белого и красного, расцвечивалась лентами персикового, розового и золотого, все благодаря Анни Хоув. Некоторые говорили, что пчелы слетаются сюда со всего штата, привлеченные розами Хаддан-скул, и все знали, что местный мед отличается особенной сладостью. «Не забудь радоваться жизни, по которой идешь», — хотела сказать Элен, но вместо этого взяла девочку за руку, и они вместе ждали, пока приедет «скорая помощь».

Это была бригада добровольцев, мужчин и женщин, которых оторвали от ужина, и, как только вошли в комнату, они сразу поняли, что сегодня им никого не спасти. Карлин узнала некоторых членов бригады, здесь была женщина, которая руководила школой танцев, человек из мини-маркета и еще два школьных охранника, мимо которых Карлин ходила много раз, но никогда не обращала на них внимания. Женщина из школы танцев, Рита Имон, измеряла пульс Элен и выслушивала сердце, пока остальные вкатывали баллон с кислородом.

— Отек легких, — сказала Рита Эмин остальным, затем повернулась к Элен. — Не хочешь ли кислорода, дорогая? — спросила она.

Элен отмахнулась от предложения. Над ней было голубое небо и столько роз, тех самых, которые во время дождя источают аромат клевера, и других, от которых на пальцах остаются лимонные разводы, и роз цвета крови, и роз белых, как облака. Срежешь одну розу, и на ее месте вырастут две, говорят садовники, и так оно и было. Розы были одна краше другой, и такие красные, как драгоценные камни. Элен Дэвис пыталась сказать: «Посмотрите на них», — но единственный звук, который ей удалось выдавить из себя, убедил их в том, что она задыхается.

— Отходит, — произнес один из добровольцев, человек, который выполнял свою работу достаточно долго; он даже не вздрогнул, когда Карлин заплакала.

Это был один из охранников, сын Мари и Билли Бишопа, Брайан, он довольно долго работал в Хаддан-скул и даже некоторое время назад чинил мисс Дэвис холодильник. Все говорили, будто мисс Дэвис противная, но Брайан ни разу этого не замечал, она усадила Брайана за стол, пока он работал, больше никто в школе не делал ничего подобного. Она дала ему в тот жаркий день стакан лимонада, и теперь Брайан Бишоп отвечал ей добром за добро. Он взял мисс Дэвис за свободную руку и сел напротив Карлин, как будто у него дома не простывал ужин, как будто у него было полно времени.

— Она уходит без страданий, — сказал он Карлин.

Кто-то из бригады, должно быть, выключил духовку, когда заходил в кухню позвонить в полицейский участок и сообщить о смерти в кампусе, потому что несколько часов спустя, когда Карлин вспомнила о пудинге и поспешила вынуть сковородку, пудинг оказался прекрасно пропеченным, а сироп сверху пошел пузырями и был еще теплый. В директорском доме догадались, что что-то происходит, когда подъехала «скорая помощь». Доктор Джонс вызвал Боба Томаса, который отправился выяснить, что же случилось, и очень удивился, поняв, что откуда-то знает шофера из медицинской бригады. Человек, которого Боб Томас так и не смог вспомнить, был Эд Кемпбелл, из обслуживающего персонала, он косил лужайки и посыпал солью дорожки в Хаддан-скул уже больше десяти лет. Стоял мрачный вечер, дурные предчувствия так и витали в воздухе.