Речи о религии к образованным людям, ее презирающим. Монологи - [94]

12) И это место, по аналогичному основанию, нуждается в небольшом пояснении, так как могло бы показаться, что здесь заслоняются великие всемирно-исторические религии и достопримечательное отыскивается лишь в более мелких организациях. В политической области мы, правда, привыкли к подобным вещам. Ведь многие государственные формы великих народов кажутся нам беспомощными и незначительными, тогда как устройство отдельных городов с ничтожной территорией восхваляются историками как шедевры политического искусства и служат предметом многочисленных исследований. Но не так обстоит дело в области религии; ибо сильная религиозная жизнь, даже стесненная ограниченными формами, рано или поздно все же переступает границы народности, как это случилось даже в иудействе, и ничто своеобразное и внутренне сильное в этой области не может навсегда сохранить малый объем. Здесь, однако, речь идет собственно о том, что образовалось в сфере великих форм религии и, в частности, христианства; а в этом отношении справедлив совсем иной закон. Обширным и широко распространенным становится то, что легче всего проникает в массы, и таковым, по общему правилу, бывает воззрение, далекое от всего, что кажется крайностью, – воззрение, возможное лишь при заботливом учитывании всех сторон жизни, т. е. имеющее в известном смысле внешнее направление и потому, конечно, не содействующее внутреннему и своеобразному развитию. Таков преобладающий характер в христианстве того, что в старом смысле слова мы называем католическим; и так как большинство думает главным образом об этом, когда речь идет о христианстве, его характере и развитии, то мне казалось уместным здесь отклонить внимание людей, которые действительно хотят исследовать вопрос и в которых пробудился некоторый интерес к религии, от того, что навязывается своим большим объемом, и направить на более мелкие явления. Но при этом я имел в виду не столько еретические направления, которые выражают определенные односторонности, сколько отдельных личностей в церкви, которым не удалось удержаться в посредственности, или – выражаясь мягче – той осторожной позиции, с помощью коей отдельный человек только и может сохранить блестящее положение среди католических элементов, а которые предпочли свою внутреннюю свободу и именно потому не убоялись неизвестности.

13) Строго говоря, я никогда не держался мнения, что нравственное учение должно быть всюду одним и тем же. Но здесь мне было достаточно сослаться на общепринятый взгляд. Мне кажется, что мораль не везде может быть одинаковой; и все эпохи показывают, что она никогда не была везде одинаковой. Ибо форма ее, по существу, умозрительна, и может стать повсюду одинаковой не ранее, чем станет одинаковым само умозрение, на что не имеется никаких указаний именно в силу великой производительности последних веков в деле развития философских систем. Далее, и ее содержание не может быть всюду одинаковым; ибо хотя каждый, излагающий нравственное учение, исходит из идеала чистой человечности, но каждый видит его сквозь призму своей эпохи и своей народности. Поэтому всякое общеобязательное нравственное учение может содержать лишь самые общие нормы, да и последние лишь в таких формулах, в которые можно подставлять различные значения, так что общеобязательность будет скорее кажущейся, чем подлинной. Тем не менее, установленное в тексте положение сохраняет свою правильность потому, что мерило этих различий не одно и то же для нравственного учения и для религии. Ибо нравственное учение начинается всегда с подчинения частного, а следовательно и своеобразного, общему, и лишь в силу такого подчинения своеобразное приобретает право на моральное признание; поэтому, хотя, конечно, возможно построить столь же правильную систему нравственного учения или, точнее говоря, ту же самую систему, на противоположной предпосылке, тем не менее такое нравственное учение не смогло бы преодолеть общераспространенного чувства и приобрести себе признание. Напротив, в области религии все исходит из индивидуальной жизни, и чем своеобразнее, тем сильнее, общее же возникает лишь из замеченного сродства и близости. Поэтому многие, кто еще не осознали своих скрытых различий, могут держаться одной и той же формы религии; но одно и то же нравственное учение могут разделять и те, кто уже сознает свои различия, если только у них одинаковое понимание человеческих отношений; тогда как именно в этом понимании между людьми, исповедующими одну и ту же форму религии, могут иметься столь значительные разногласия, что для них невозможно иметь общее нравственное учение.

14) Ничто не выдает так сильно, с одной стороны, отсутствия чутья к сущности христианства и к самой личности Христа и, с другой стороны, вообще отсутствия исторического чувства и понимания того, как осуществляются великие события и каковы должны быть личности, которые являются их подлинным источником, чем скептическое воззрение на отношение апостола Иоанна к учению Христа; это воззрение ранее выступало с несколько робким утверждением, что Иоанн примешал от себя много чуждого в речи Христа; теперь же, укрепившись в тишине и вооружившись критическими аргументами, оно дерзает на более сильное утверждение, что Иоанн вообще не писал Евангелия, а что лишь позднейший автор изобрел этого мистического Христа. Но каким образом иудейский раввин с человеколюбивым образом мыслей, с некоторой сократической моралью, с некоторыми чудесами или, по крайней мере, с тем, что другие считали чудесами, и с талантом высказывать разумные сентенции и притчи, – а ведь при таком воззрении от него больше ничего не остается, и еще придется простить ему некоторые нелепости, передаваемые евангелистами, – каким образом, повторяю, подобный человек мог произвести такое действие, как создание новой религии и церкви, – человек, который, если бы он был таковым, недостоин был бы сравниться с Моисеем и Магометом, – постигнуть это предоставляют нам самим. Однако с этим воззрением нужно бороться более ученым оружием, и, конечно, друзья и почитатели Иоаннова Сына Божия уже готовятся к такой борьбе.