Речь против языка - [2]

Каждое отдельное звено то залихватских, то захватывающих, то завиральных реконструкций Новокшонова, начинающихся с вполне научных изысканий, но нечувствительно сворачивающих в сторону Ultimae Tulae Андрея Николева – А.Н. Егунова, напоминает совсем о другой традиции, отзвуки которой автор получил за годы пребывания в Ленинградском университете, ставшем Санкт-Петербургским. И хотя имя Андрея Николаевича Егунова (Андрея Николева) ни разу не упоминается в книге, это именно его последнее стихотворение задает тон пятой жиле, или струне прихотливой лиры Новокшонова.

Для наших русых – русичей иль россов —

Среди помойных ям и собственных отбросов

Мир оказался тесен, и в ничто

Они себя спихнуть старались разом.

Пустые розы на откосе у траншеи,

Уже пустой,

Болтаются, как голова на шее,

И шепотом кивают соловьям,

Зиянье ям преображая в плесень:

Вы, вы вымерли, и мы хотим за вами,

О Боже мой, кто нас сорвет,

Кто нас возьмет домой,

В жилище призраков и русых, и российских,

Убийственных, витийственных и низких?

В 1990-е годы автор зарабатывал, среди прочего, тем, что был тренером по у-шу. С головой окунулся в журналистику, работал в питерском отделении «Коммерсанта», где писал и под собственным именем, и под псевдонимами Овцын и Баранов. Это потом, в конце «нулевых», он остепенится и вернется в университет, чтобы преподавать риторику и греческий с латынью. А в первое постсоветское десятилетие Новокшонов переживает то, что тогда называли «тектоническим сдвигом». Этот сдвиг коснулся всех.

Новокшонов нашел едва ли не самый интересный способ удержаться на доставшемся ему фрагменте плиты. Он решил доказать себе и миру, что есть вполне академический способ стряхнуть с русского языка корку чужой речи – советской, постсоветской, научной, псевдонаучной, либеральной, интеллигентской. Римский воин, родивший русского офицера, должен был вернуться из далекого похода. Из далекого поля, куда добрались солдаты Красса. Вернее сказать, с полей гигантской книги (на ютубе можно в качестве внешней иллюстрации к книге посмотреть и прослушать восхитительный доклад Новокшонова об этимологии слова margo, края, поля). В книге он должен был вернуться с главным орудием русского и римского воина – с лопатой.

Этой не метафорической, а прямо-таки натуральной лопатой Новокшонов раскапывает язык психолингвистического истеблишмента. В союзники автор, я думаю, не случайно приглашает историософа-мистика Льва Гумилева. В духе пародийных биографий «Новейшего Плутарха», которого написали в заключении Л.Л. Раков, В.В. Парин и другие ленинградские филологи-классики в целях сохранения душевного равновесия и умственного здоровья во Владимирском централе. Свой язык, который нужно спасти от чужой речи, – вот цель автора. Конечно, он пишет свою книгу в гораздо более щадящей атмосфере и в неизмеримо лучших условиях. Но проблему, поднятую учеными в «Новейшем Плутархе», решает в духе античной традиции серьезно-смешной сатуры. Как они, Новокшонов и пародирует речевые стратегии современной психолингвистики, и предлагает целую россыпь вполне серьезных этимологических догадок и находок, и перехватывает любимые мотивы современных мимов от любительского языкознания, nomina коих sunt odiosa.

Маленький фантасмагорический роман из второй жизни латинского языка в морозных русских пределах, переплетенный с академическим трактатом по греко-латинской этимологии, вплетенный в инвективы по адресу современного научного метаволапюка, – это и книга-загадка, в которой на каждой странице читателю предлагается выбор: идти ли тебе за чужим стебом, глумом и троллингом или отращивать критическое ухо и критический глаз для понимания творческого порыва автора.

Пусть эпиграфом к книге Дмитрия Евгеньевича Новокшонова будет позднее стихотворение Андрея Николева (А.Н. Егунова):

В стране советов я живу,

Так посоветуйте же мне,

Как миновать мне наяву

Осуществленное во сне?

Как мне предметы очертить

И знать, что я, а что не я —

Плохой путеводитель нить,

Бесплотная как линия.

Действительность скользит из рук,

Почти немыслимый предел

Мне примерещился и вдруг

Вещественностью завладел.

Гоню математичность в дверь,

Довольный тем, что окон нет —

Невинностью она как зверь

И для меня, и для планет.

Гасан Гусейнов

I. Об этой книге

Название книги выглядит как «Пчелы против меда» или «Рок против наркотиков» только для непосвященных. Русскоязычные ученые, называющие себя лингвистами и изучающие говорящего homo sapiens, давно договорились между собой, что слова «речь» и «язык» обозначают разные вещи. У немцев такого нет: понятия языка и речи у них еще слиты в одном слове – Sprache.

Согласно этому договору, а точнее установлению высокого научного начальства, «речь» – это язык в действии, а «язык» – это явление, точнее – целостное неразрывное единство или, иначе говоря, естественно сложившееся неопределенно целое из знаков (примеч. i).

Название этой книги описывает расклад, когда целостное неразрывное единство начинает действовать против естественно сложившегося неопределенно целого из знаков: речь против языка.

Для образно мыслящего читателя это противодействие можно изобразить в виде пожирающей себя от хвоста змеи. Понятно, что результат такого действия хорошим для змеи быть не может.