Речь патриарха Алексия II к раввинам г Нью-Йорка (США) 13 ноября 1991 года и Ересь жидовствующих - [31]

"Убийство Ющинского и Русская Общественная Совесть", И. Гофштеттер, стр. 6, С.-Петербург, 1914 г.

"Будь жертвой изуверов не русское, а еврейское дитя - наше отношение к делу осталось бы тем же самым, тогда как извращенный еврейский национализм старался только об одном: всеми правдами и неправдами освободить попавшего на скамью подсудимых еврея и взвалить вину на кого нибудь из русских".

[там же, стр. 8]

"Если для евреев оправдание, даже и заведомо виновного, Бейлиса было бы великим национальным торжеством, то для русских обвинение заведомо невинного Бейлиса было бы днем национального траура, потому что знаменовало бы собою лишь смерть русского суда, русского правосудия. Без веры в правоту суда не может жить общество, поэтому вынесете заведомо неправедного приговора было бы равносильно моральной смерти русской государственности. Именно святое чувство патриотизма обязывает русских националистов к высокому беспристрастию и строгой гражданской корректности даже с таким совершенно некорректным и тупо пристрастным в шкурных делах врагом, как евреи".

[там же, стр. 9]

"К сожалению, в киевском процессе с самого возникновения его и до самого конца, действительно, было много таких особенностей, которые придают ему характер еврейского торжества над русским правосудием. С точки зрения правосудия прекрасно, что оправдан человек, вина которого не установлена прямыми уликами, но можно ли говорить о торжестве правосудия, если даже самый акт оправдания явился, быть может, результатом систематического уничтожения всех улик? Могло ли правосудие торжествовать, когда с момента возникновения процесса миллионы еврейских голосов исступленно кричали на весь мир о преступности предъявления в XX веке обвинений в ритуальном убийстве, даже при наличности ритуально-исколотого детского трупа, когда киевская следственная камера была в течение самых дорогих для расследования первых шести месяцев совершенно парализована этими криками, когда полиция и сыск были подкуплены и работали больше для сокрытия следов, чем для обнаружения виновников преступления, когда, по признанию без пристрастного председателя, судьям пришлось выслушать целые серии лжесвидетелей, выступающих густой толпой почти на каждом еврейском процессе, когда ближайшие свидетели события умирали при очень подозрительной обстановке, когда оставшиеся в живых дети испуганно плакали на суде при виде сыщиков, а взрослые свидетели обвинения растерянно замолкали с оговоркой, что им жизнь еще мила? Суд обязан был признать невиновным обвиняемого, вина которого не установлена прямыми уликами, но если собирать эти улики ему мешала почти открытая работа могущественной еврейской мафии, то великое торжество правосудия, тем самым, превращается уже в громко справляемую торжествующим Израилем победу над обессиленным и заранее обезоруженным правосудием".

[там же, стр. 11-12]

"Пробуждение уже начинается. Оглянитесь по сторонам, прислушайтесь к тому, что говорится вокруг, за тесными пределами интеллигентной кружковщины. Какая резкая перемена в тоне, в настроении, какая разница с тем, что было до процесса. Яркая картина насилий, подлогов и подкупов, разыгравшаяся на киевском суде, оттолкнула от евреев многих из вчерашних их друзей и поклонников. Циническая беззастенчивость в выборе средств для достижения национальных еврейских целей почти насильно вынуждает делаться юдофобами даже тех, кто доныне был совершенно чужд каким бы то ни было национальным антипатиям".

[там же, стр. 14-15]

"Все, кто не ослеплен национальной ненавистью, как раньше, так теперь после приговора, удостоверившего факт кровоточивого детоубийства, признают, что ритуальные убийства не марают еврейской веры, потому что могут вытекать только из сопровождающих ее суеверий и темного изуверства, и что огромное большинство евреев, которых мы знаем, с которыми соприкасаемся, становятся психологически совершенно чуждыми всякому ритуалу не столько даже по своей вере, сколько по своему просвещенному безверию. Между еврейской нацией и виновниками кровавого дела на кирпичном заводе нет солидарности в преступлении, но в слепой гордыне своего могущества и в превратном понимании своей национальной чести, все просвещенное еврейство, вместо того, чтобы отмежеваться от оскверняющих нацию изуверов, старалось всеми силами и средствами прикрыть их преступление и ...действительно добилось того, что приговором присяжных киевское детоубийство возложено теперь на совесть всего еврейского народа. В шумном оглушительном празднике безумия евреи продолжают не ведать, что творят, строят победу еврейства на бессилии, на продажности органов сыска, на слепоте обманутой еврейскою печатью интеллигенции, на попрании правосудия, на подавленности глухо ропщущих и протестующих народных масс. Пора им одуматься и остановиться хоть на самом краю зияющей бездны. И русское общество, и правительство, и сами евреи должны понять, что нельзя открыто и безнаказанно топтать народную совесть. Ввергнутая в анархию бессудности, нравственно подавленная безнаказанностью преступления, страна, действительно жаждет правосудия, жаждет возмездия гнусным детоубийцам; она не ликует вместе с толпой на панихиде в Софийском соборе. Исцеление ее душевным ранам может принести только суд строгий и праведный, свободный и независимый, но для того, чтобы Россия могла вновь поверить в мощь своей юстиции, нужно, прежде всего, чтобы все укрыватели, лжесвидетели, фальсификаторы и насильники, публично издевавшиеся над правосудием, понесли бы заслуженную кару закона, чтобы господа Мищуки, Марголины, Чеберячки, Дьяконовы, Махалины и прочие отдали бы ответ перед судом за всю свою темную работу и чтобы первопрестольный град Киев был очищен от тех сановных попустителей, под ответственностью которых местная полиция сделалась органом еврейской борьбы с правосудием".