Речь без повода... или Колонки редактора - [131]
Можно называть это как угодно. Раковой опухолью советской власти. Бельмом на глазу победившего социализма. Вечно зудящей сыпью на теле пролетарской диктатуры…
Что делать, спрашивается? Как избавиться от этого ужасного народа?!
Загнать в лагеря три миллиона человек — невозможно. Не те времена. Кроме того, голоса из неволи еще слышнее. Вокруг каждого мученика соответствующий ореол. Круг сочувствующих расширяется…
В общем, нет спасения от евреев. Нет управы. И выход один — через Брест. Или самолетом на Вену.
Еще спасибо, что уезжают. А то как заупрямятся и ни с места. Придется агитировать…
Конечно, советская власть еще поторгуется. Попробует за каждого еврея что-нибудь урвать. Зерна или там, что дадут…
А не дадут — и так отпустят. Без контрибуции.
Поскольку выхода другого нет.
Самое опасное у еврея — голова. А головы рубить — страшно. Не все же как бараны…
Большевики ребята шустрые. Китая не боятся. Америки — тем более.
А вот собственного народа боятся. И правильно делают…
Вон она Польша — рядом. Забастовали поляки, и ничего. Пришлось идти на уступки. И танками давить поляков Брежнев не решается. Потому что война начнется. А на войне, говорят, стреляют. И могут угодить в тебя…
В Чехословакии была совсем другая картина. Там все происходило наверху. В правительстве. Под руководством товарища Дубчека. А народ был сравнительно пассивен. То есть поддерживал, конечно, разумные начинания. Но без особого энтузиазма. Не проявляя собственной инициативы. Как говорится, в силу привычки.
Польша — совсем иное дело. Там именно народное движение. Направленное против руководства…
Что будет дальше — не знаю. Что предпримут власти? Как будут выходить из положения?..
А пока евреев выпускают. Иначе получится война на три фронта. С Востоком, Западом и собственным народом…»
Дима взмахнул тесаком, и мне стало жутко!
«Новый американец», № 58, 17–23 марта 1981 г.
КР СИТУАЦИЯ В ПОЛЬШЕ
Ситуация в Польше накаляется. Правительство отказывается выполнять требования народа. Народ отказывается работать.
Стране угрожает голод.
Развязка последует в течение ближайших недель.
В основе событий — рабочее движение за экономические права. Параллельно действуют крестьяне и студенчество. Интеллигенция сочувствует рабочим и крестьянам.
Все это совершается под эгидой католической церкви.
Формально «Солидарность» выдвигает экономические требования. В сущности же кризис носит политический характер.
Идея подлинного народовластия влечет за собой демократизацию общества. А значит — структурные преобразования режима.
То есть — советскому господству приходит конец…
Что будет дальше? Почему так долго бездействуют советские власти?
Советские власти, попросту говоря, не знают, что им делать. Советские власти колеблются.
В случае интервенции разразится огромный скандал. И дело не в сопротивлении поляков. Активного сопротивления не будет. Польские рабочие не вооружены. Армия в лучшем случае разойдется по домам. Все ограничится незначительными диверсионными актами.
Советские власти — если они решатся на это — захватят Польшу мгновенно. Причем без особого кровопролития.
И тут начнется самое ужасное.
Когда-то Валенса произнес очень серьезную фразу:
— Можно захватить Польшу. Нельзя заставить поляков работать…
Это правда. А значит, в Польше увязнет огромный советский корпус. А значит, нужно будет кормить тридцать шесть миллионов поляков.
Такого советская экономика не выдержит. Начнется агония…
Советские власти колеблются. Теоретически у них есть два пути:
1. Дать Польше независимость. Оставить ее в покое. Предоставить ей возможность жить самостоятельно.
Этого не будет. Этого советская власть не допустит. Если это произойдет, можно собирать чемоданы и отправляться домой…
2. Оккупировать Польшу. Перессориться со всем миром. Окончательно разрушить советскую экономику. И с горя начать мировую войну…
Разумеется, существуют полумеры, компромиссы. Можно тянуть время. Дожидаться благоприятного момента.
Разумеется, захват Польши будет инспирирован. Разумеется, этому будет предшествовать (и уже предшествует) оглушительная демагогическая кампания.
Но это все — косметика. Физиономия тоталитарного режима остается прежней.
Пока что власти колеблются. Но опыт показывает — из двух зол советский режим выбирает большее.
Ждать осталось недолго…
Каждый народ имеет свое лицо. Лицо многострадальной Польши хранит выражение обреченности.
Я буду счастлив, если мои прогнозы окажутся несостоятельными…
«Новый американец», № 60, 1–7 апреля 1981 г.
КР БОЖЕ, В КАКОЙ УЖАСНОЙ СТРАНЕ МЫ ЖИВЕМ!
Боже, в какой ужасной стране мы живем!
Можно охватить сознанием акт политического террора. Признать хоть какую-то логику в безумных действиях шантажиста, мстителя, фанатика религиозной секты. С пониманием обсудить мотивы убийства из ревности. Взвесить любой человеческий импульс…
В основе политического террора лежит значительная идея. Допустим, идея национального самоопределения. Идея социального равенства. Идея всеобщего благоденствия.
Сами идеи — достойны, подчас — благородны. Вызывают безусловный протест лишь чудовищные формы реализации этих идей.
В политическом террористе мы готовы увидеть человека. Фанатичного, жестокого, абсолютно чуждого нам… Но — человека.
Сергей Довлатов — один из наиболее популярных и читаемых русских писателей конца XX — начала XXI века. Его повести, рассказы и записные книжки переведены на множество языков, экранизированы, изучаются в школе и вузах. «Заповедник», «Зона», «Иностранка», «Наши», «Чемодан» — эти и другие удивительно смешные и пронзительно печальные довлатовские вещи давно стали классикой. «Отморозил пальцы ног и уши головы», «выпил накануне — ощущение, как будто проглотил заячью шапку с ушами», «алкоголизм излечим — пьянство — нет» — шутки Довлатова запоминаешь сразу и на всю жизнь, а книги перечитываешь десятки раз.
Сергей Довлатов — один из наиболее популярных и читаемых русских писателей конца XX — начала XXI века. Его повести, рассказы и записные книжки переве дены на множество языков, экранизированы, изучаются в школе и вузах. «Заповедник», «Зона», «Иностранка», «Наши», «Чемодан» — эти и другие удивительно смешные и пронзительно печальные довлатовские вещи давно стали классикой. «Отморозил пальцы ног и уши головы», «выпил накануне — ощущение, как будто проглотил заячью шапку с ушами», «алкоголизм излечим — пьянство — нет» — шутки Довлатова запоминаешь сразу и на всю жизнь, а книги перечитываешь десятки раз.
Сергей Довлатов родился в эвакуации и умер в эмиграции. Как писатель он сложился в Ленинграде, но успех к нему пришел в Америке, где он жил с 1979 года. Его художественная мысль при видимой парадоксальности, обоснованной жизненным опытом, проста и благородна: рассказать, как странно живут люди — то печально смеясь, то смешно печалясь. В его книгах нет праведников, потому что нет в них и злодеев. Писатель знает: и рай, и ад — внутри нас самих. Верил Довлатов в одно — в «улыбку разума». Эта достойная, сдержанная позиция принесла Сергею Довлатову в конце второго тысячелетия повсеместную известность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Двенадцать глав «Наших» создавались Довлатовым в начале 1980-х годов как самостоятельные рассказы. Герои — реальные люди, отсюда и один из вариантов названия будущей книги — «Семейный альбом», в которой звучит «негромкая музыка здравого смысла» (И. Бродский), помогающая нам сохранять достоинство в самых невероятных жизненных ситуациях.
Сергей Довлатов — один из самых популярных и читаемых русских писателей конца XX — начала XXI века. Его повести, рассказы, записные книжки переведены на множество языков, экранизированы, изучаются в школе и вузах. Удивительно смешная и одновременно пронзительно-печальная проза Довлатова давно стала классикой и роднит писателя с такими мастерами трагикомической прозы, как А. Чехов, Тэффи, А. Аверченко, М. Зощенко. Настоящее издание включает в себя ранние и поздние произведения, рассказы разных лет, сентиментальный детектив и тексты из задуманных, но так и не осуществленных книг.
О книге: Грег пытается бороться со своими недостатками, но каждый раз отчаивается и понимает, что он не сможет изменить свою жизнь, что не сможет избавиться от всех проблем, которые внезапно опускаются на его плечи; но как только он встречает Адели, он понимает, что жить — это не так уж и сложно, но прошлое всегда остается с человеком…
Этот сборник рассказов понравится тем, кто развлекает себя в дороге, придумывая истории про случайных попутчиков. Здесь эти истории записаны аккуратно и тщательно. Но кажется, герои к такой документалистике не были готовы — никто не успел припрятать свои странности и выглядеть солидно и понятно. Фрагменты жизни совершенно разных людей мелькают как населенные пункты за окном. Может быть, на одной из станций вы увидите и себя.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В жизни каждого человека встречаются люди, которые навсегда оставляют отпечаток в его памяти своими поступками, и о них хочется написать. Одни становятся друзьями, другие просто знакомыми. А если ты еще половину жизни отдал Флоту, то тебе она будет близка и понятна. Эта книга о таких людях и о забавных случаях, произошедших с ними. Да и сам автор расскажет о своих приключениях. Вся книга основана на реальных событиях. Имена и фамилии действующих героев изменены.
С Владимиром мы познакомились в Мурманске. Он ехал в автобусе, с большим рюкзаком и… босой. Люди с интересом поглядывали на необычного пассажира, но начать разговор не решались. Мы первыми нарушили молчание: «Простите, а это Вы, тот самый путешественник, который путешествует без обуви?». Он для верности оглядел себя и утвердительно кивнул: «Да, это я». Поразили его глаза и улыбка, очень добрые, будто взглянул на тебя ангел с иконы… Панфилова Екатерина, редактор.
«В этой книге я не пытаюсь ставить вопрос о том, что такое лирика вообще, просто стихи, душа и струны. Не стоит делить жизнь только на две части».