Рецепт Екатерины Медичи - [120]

Сильвия оказалась права.

Когда Марика приходит наутро в министерство, ее встречают скорбными лицами и выражениями соболезнования. Всем известно, что она была подругой, можно сказать, невестой героя-летчика Бальдра фон Сакса, что они вместе ездили в почти свадебное путешествие в Париж. А через несколько дней он погиб в воздушном бою, описаниями которого и отвращением к коварству англичан полны сегодня все газеты.

Марика знала, чего от нее ждут, и пришла на работу в том же почти траурном наряде, в котором ходила к Анне Краус.

С неподвижным лицом она выслушивает пылкие соболезнования Аделаиды Венцлов, сбивчивые — Гундель Ширер и несколько официальные — фрау Церлих. Она ожидает, что ее вызовет фон Трот, однако Гундель сообщает: герр фон Трот с утра уехал в управление гражданской авиации. На работе сегодня вряд ли появится.

— Я думаю, он отпустил бы меня, правда, Гундель? — спрашивает Марика. — Я пойду домой.

— Конечно, — торопливо кивает секретарша. — Вы вполне могли бы и не являться на работу, это все прекрасно поняли бы.

Марика бегло улыбается. Она не может признаться, что явилась в министерство только потому, что оно находится как раз между теми двумя местами, которые ей сегодня необходимо посетить: управлением гражданской авиации и неким антикварным магазином на Зоммерштрассе. То есть она не вполне убеждена, что ей придется снова идти к Бенеке (ведь она была там вчера даже дважды, до встречи с Сильвией Герсдорф и после нее!), но на всякий случай приготовилась к этому. Все зависит именно от ее похода в управление гражданской авиации.

Она уже дошла до Лютцовплац, когда увидела вдали автомобиль фон Трота. Ага, значит, он все же возвращается. Может быть, сначала поговорить с ним? Нет, какой смысл… Фон Трот сказал, что доверяет Хорстеру больше, чем себе самому, значит, ждать от него правдивых ответов на непростые вопросы бессмысленно. А может быть, он их и не знает…

Марике не хочется, чтобы фон Трот ее заметил, поэтому она сворачивает к какому-то небольшому магазинчику, вокруг которого извивается длинная очередь берлинцев, мечтающих получить по сырным талонам кусочек голландского сыра в палец толщиной и такой же величины. Когда автомобиль скрывается из виду, она поворачивает в проулки, по которым можно сократить путь до управления гражданской авиации.

А вот и знакомое здание. Марика входит, оглядывается и просит охранника показать ей путь в отдел зарубежной прессы.

Ее удостоверение — Министерство иностранных дел, знаменитое АА! — производит впечатление. Солдат провожает девушку по длинному первому этажу почти до последней двери. Стучит и, услышав ответное: «Войдите!», распахивает перед Марикой дверь.

И она видит Рудгера Вольфганга Хорстера, который сидит за большим письменным столом, на котором громоздятся пачки газет. Чего здесь только нет! Английские, американские, советские газеты… Наверное, работа Хорстера состоит в том, чтобы изучать информацию зарубежной прессы по гражданской авиации. Однако сейчас он почему-то читает не «Известия» или какую-нибудь «Times», а с увлечением, отнюдь не подобающим антифашисту, читает номер «Фёлькишер Беобахтер», открытый на той странице, где помещен некролог по поводу гибели «сокола фюрера» Бальдра фон Сакса в воздушном бою с превосходящими силами противника.

Увидев Марику, Хорстер резким движением закрывает газету и даже делает движение, чтобы отпихнуть ее от себя. Но понимает, что это выглядит глупо, и снова открывает на той же странице.

Вообще-то можно поворачиваться и уходить, Марика получила достаточно выразительный ответ на свой еще не заданный вопрос, но она не уходит.

— Знаешь что, — говорит она, не давая себе труда поздороваться с Рудгером, — я говорила с одним из друзей Бальдра, который был ранен в том бою. Он слышал его последние переговоры по радио. И слышал, как Бальдр успел крикнуть: «Передайте Марике, что это отель!» Как ты думаешь, что его слова могут значить?

Хорстер пожимает плечами. Он смотрит исподлобья, недоверчиво, но все же вполне овладел собой.

— Не знаю. Думаю, он был уже ранен в тот момент, может быть, в голову. Отель… А не хотел ли он напомнить тебе о каком-нибудь отеле в Париже, где вы жили вместе?

Марика прикрывает глаза, вызывая воспоминания.

Отель «Анри IV» в Париже на рю де Л’Юниверсите. Их с Бальдром номер с большим окном, в которое однажды постучал своим клювиком бразильский органист Гаспар, названный Мари-Поль де Лион, Варварой Свиридовой, Дамой с птицами, в честь адмирала Гаспара Колиньи, своего великого любовника, которого она обрекла на смерть… совершенно так же, как Марика обрекла на смерть Бальдра фон Сакса. Они обе предали любимых, но если Мари-Поль сделала это сознательно, то Марика не ведала, что творила. Зато теперь она отдает себе отчет в каждом своем слове и в каждом поступке — который совершает сейчас, который совершит немного погодя…

— Нет, парижский отель тут ни при чем, — качает она головой. — Он имел в виду отель — hotel — как букву Н. Первую букву твоей фамилии, Horster.

Он молчит всего лишь мгновение, но за этот миг глаза его успевают сверкнуть таким торжеством, что Марика даже жмурится, ослепленная. А когда снова поднимает ресницы, взгляд Рудгера выражает только искреннее недоумение.