Значительную роль в жизни дома играла управдом, хотя жила она в другом месте. Управдом на ребят была очень сердита, отчасти по причинам сугубо личного характера.
Вечером, накануне того дня, с которого начинается наш рассказ, произошло два чрезвычайно важных совещания: одно во дворе, другое в домоуправлении. Оба они протекали весьма шумно.
— Это не жизнь! — воскликнул Майгонис и сплюнул. — Уж и в мяч не дают поиграть! Так спрашивается, что важнее: белье какой-то там Шульцихи или настоящий спорт?
— Эх, и здорово ты зафитилил! Как саданул, так в простыню, в самую середку — и порядок! — восхищался Янка.
— Послушайте, ребята, надо бы завтра куда-нибудь катнуть! А то послезавтра в школу, тогда насидишься дома.
— Ясное дело! Чего торчать тут в последний день каникул.
— А куда поедем?
— Я знаю! В зоологический, там львы! — выкрикнул маленький Вовка.
— Поди ты со своими львами! Махнем-ка на Взморье. На электричке.
— Только не на Взморье! Там народищу — ступить некуда. Про мяч и не думай, а то выйдет почище, чем сегодня во дворе.
— Тогда поехали в Шмерли, — предложил Алька. — Трамваем. Там озеро — можно выкупаться.
— Меня мать не пустит, — пробубнил Янка.
— А ты наври чего-нибудь. Будто идешь в кино или к кому-нибудь в гости.
Началось подробное обсуждение: кто захватит с собою мяч, где собираться, в котором часу.
Но это уже неинтересно. Поэтому мы покинем двор и поглядим, что происходит двумя домами дальше — в конторе домоуправления.
— Я требую строго наказать эту дикую орду! Сдать в милицию, пускай их там судят! — Квартиросъемщица Шульц стукнула кулаком по столу так, что подскочили чернильница и карандаш. — Вот взять хоть сегодня: я развесила во дворе белье, а эти паршивцы — подумать только! — бах грязным мячом в середину простыни. А ты — стирай, а ты — полоскай…
— Товарищ Шульц права, — заговорила управдом. — Так продолжаться не может. Представьте себе: домоуправление расходует средства, чтобы весь большой двор засадить сиренью, а эти озорники со всех саженцев содрали кору. Чего только они не творят! Растаскивают дрова, запирают в подвал девочек, мучают животных. — Управдом бросила на стол целую пачку исписанных листов. — Я собрала вас сегодня, чтобы обсудить, как быть дальше.
Члены домового комитета кивнули головами.
Тут заговорил до сих пор молчавший полковник Воробьев.
— Неужели дело до того плохо, что надо обращаться в милицию? Я, правда, живу здесь недавно, но мне как-то не верится, будто ребята не могут различить, где черное, а где белое. Ведь они же не дефективные?
— Где черное, а где белое! — вмешалась тёть-Силинь. — Ничего они не различают! С утра до вечера мяч гонять, орать, кричать, стекла бить — это они знают! И ваш Вовка тоже хорош, — куда большие, туда и он, все возле них вертится.
— Бить мячом по воротам — в этом еще нет ничего дурного, — попытался возразить полковник, — а стекла бить — не полагается. Надо бы приглядеться, потолковать с ними.
— Мало ли с ними толковали! И мне и управдому по горло надоело с ними возиться.
— Да с этими сорванцами хоть с утра до ночи толкуй, — поддакнула Шульц, — никакого страху. Когда мы росли — разве дети такое посмели бы!
— Когда вы росли, были другие времена. Нынче детям незачем забиваться под стол. Они не зверята, которых укрощают розгой. Дети должны знать, что у них есть свои права и свои обязанности, которые, разумеется, следует выполнять. Только не за страх, а за совесть.
— Втолкуете вы им, как же! Да и у кого есть время? Со своими-то едва управляемся, — рассуждала управдом. — Кому охота возиться с этой шайкой.
Полковник немного подумал и сказал:
— Придется, видно, мне взяться за этих разбойников.
— Ничего у вас не получится. — В голосе управдома не было ни нотки надежды. — Но попытаться, конечно, можно.
И для полного порядка управдом записала в толстой книге протоколов: «Собрание жильцов поручает полковнику Воробьеву (по его личной просьбе) заняться воспитанием детей дома № 46».
Таким образом этот вопрос пока что считался решенным.
В комнате полковника в тот вечер еще долго горел свет. Если бы мы могли заглянуть в окно, то увидели бы, что полковник с женой обсуждают что-то очень серьезное.
Глава 1. Алька размышляет о жизни
Да, последнее воскресенье летних каникул надо провести честь-честью — это ребята решили твердо.
И вот оно пришло — сияющее, прекрасное, солнечное. На небе ни облачка — у Альки будто камень с души свалился.
С первого же слова послушавшись матери, он схватил помойное ведро и, насвистывая, помчался вниз. У помойки атамана поймала тёть-Силинь.
— Алька, — сказала она, — ты сегодня собери всю свою, ну, как там ее звать, — разбойничью шайку, что ли, и чтоб в четыре все были тут, во дворе. Управдом велела.
— Что вы, тёть-Силинь? — возразил было Алька. — Сегодня же как раз…
— Без никаких, — строго прервала его дворничиха. — Спасенья от вас нету, никому не даете покоя. Сколько окон перебили! И не думайте, не увильнете! С вами будет говорить сам полковник Воробьев! — крикнула она, уходя, и погрозила метлой.
Это был ультиматум. Для Альки небо померкло и земля, казалось, разверзлась под ногами.
