Ребенок открывает мир - [85]

Возьмем другой факт. Мы уже писали, что в современных цивилизованных странах одной из самых актуальных является проблема «трудных» подростков. Ученые разных специальностей объединились в своих попытках решить ее, разобраться в причинах. Было обнаружено, что в этом возрасте у детей складывается своеобразная психологическая ситуация. С одной стороны, по уровню своих умений и знаний подросток приближается к взрослым, а в чем-то и превосходит некоторых из них. Например, задачи решает такие, что не всякий взрослый разберется, даже с инженерным дипломом; прыгает и бегает — не угнаться. Ну разве может тут не появиться мысль: «Я уже взрослый»?

С другой стороны, подросток с неудовольствием убеждается: взрослый-то он взрослый, да не совсем. Денег дают только на мороженое, на фильм для взрослых — нельзя, курить тоже запрещают и т. д. А уж чтобы в 13—14 лет пойти на завод или сесть за руль автомашины, и говорить не приходится. И как высокомерны эти взрослые! Хочешь понравиться сидящей рядом за партой девочке, а учитель говорит с тобой, как с трехлеткой. Выходит, для взрослых ты все еще маленький?

Иными словами, физически и интеллектуально подросток уже почти взрослый, а социально, по своим правам и обязанностям, остается ребенком. Отсюда и стремление защитить свою «взрослость»: одни начинают увлекаться наукой или техникой, другие — помогать взрослым в домашних делах, третьи — ухаживать за девочками, модно одеваться, курить. Кое-кто из взрослых хочет поставить на место «зарвавшегося» подростка. Но результат, как правило, бывает обратный: грубость, негативизм.

Каков же выход? Выход один: сделать так, чтобы подросток почувствовал уважение к себе со стороны взрослых. А это не просто. Не у всякого отца или матери, учителя хватит такта и умения говорить с подростками на равных.

А теперь вновь обратимся к архаичным культурам. Мы знаем, что подросток, прошедший инициацию, окончательно порывает с детством. Уже в 10 лет он трудится вместе со взрослыми, выполняет ту же работу, владеет теми же орудиями труда. От него нет тайн: рождение, смерть, болезнь, факты половой жизни — все это ребенок видит с детства. Инициация приобщает его к «духовной жизни» племени, дает право участвовать в обрядах и ритуалах наравне со взрослыми мужчинами. Ребенок не только изо всех сил стремится быть взрослым, но и фактически становится им в подростковом возрасте. Не удивительно поэтому, что Маргарет Мид не нашла на Самоа никаких признаков «трудного возраста».

Итак, возникает вопрос, не действует ли в истории культуры своеобразный закон сохранения: выиграешь в одном — проиграешь в другом? Конечно, освобождение детей от оков физического труда, необходимости добывать себе пищу — великое достижение культуры. Собственно говоря, оно-то и дает ребенку настоящее детство — уникальный период «свободной игры творческих сил». Но не является ли это достижение следствием некоторых «психологических потерь»?

Не приводит ли, например, к тревожным симптомам современного детства, получившим название «инфантилизм»? Особенно ярко проявляются вышеназванные симптомы у тех подростков, которых полнейшая безответственность, слепой конформизм, неспособность к сколько-нибудь деятельному и настойчивому труду иногда доводят до преступления. Слушаешь на суде их ответы и поражаешься, до какой степени духовной незрелости, потребительства и эгоизма может дойти человек, стоящий на пороге взрослости.

Давайте разберемся. Прежде всего, правомерно ли называть симптом «духовной незрелости» инфантилизмом? Не клевещем ли мы невольно на малышей, сравнивая отношение к жизни и труду, свойственное 5-летнему ребенку, с отношением, характерным для малолетнего правонарушителя? Ведь перед малышом стоят совсем иные жизненные задачи, чем перед подростком или юношей. Труд малыша, облеченный в форму игры и других занятий, по-своему не менее тяжел, чем труд взрослого человека, особенно если учесть скромные физические возможности ребенка. Просто он интереснее, разнообразнее и поэтому меньше утомляет. Да и человек будущего, освобожденный от оков тяжелого физического труда ради хлеба насущного, вряд ли будет меньше работать; скорее наоборот, перед ним встанут гораздо более сложные задачи. Но труд этот будет творческим, приносящим человеку радость.

В отличие от малышей инфантильный подросток не умеет и не хочет работать над собой. Тяга к труду творческому ему чужда в той же степени, как и тяга ко всякому другому труду. Иными словами, инфантилизм подростка или юноши — это прежде всего личностный дефект, а отнюдь не следствие периода беззаботного детства. Да и число инфантильных подростков не так уж велико по сравнению с числом трудолюбивых, умных и целеустремленных их сверстников, хотя детство последних отнюдь не было заполнено тяжелым физическим трудом.

Не будем пока делать окончательных выводов. Ведь не исключено, что если европейские культуры что-то и проиграли, то выиграли значительно больше. Так ли это? Для начала посмотрим, чем же заполняется брешь — тот период, когда ребенок уже многое знает и умеет, но еще «не дорос» до труда.