Ребенок, который был вещью. Изувеченное детство - [11]

Я предугадал ее движение, поэтому, когда она начала придавливать мою голову к столу, успел закрыть глаза и крепко сжать губы. Первым пострадал нос. В ноздри набилось что-то мягкое и теплое, потекла кровь. Я пытался остановить ее и нечаянно шмыгнул носом, так что втянул кусочки кала вместе с кровью. Руками уперся в столешницу и начал выворачиваться из маминых рук. Крутился изо всех сил, но это не помогало. И вдруг она отпустила меня. «Они вернулись! Они вернулись!» — испуганно вздохнула мама. Мигом схватила из раковины выстиранное белье и швырнула его мне.

— Вытри дерьмо с лица! — рявкнула она, а сама бросилась отчищать стол.

Я вытер лицо, но прежде хорошенько высморкался. Через несколько секунд мама запихнула кусок салфетки в мой все еще кровоточащий нос и приказала сесть в угол. Там я провел остаток вечера, по-прежнему ощущая в носу отвратительный запах грязной пеленки.

Больше мы никогда не ездили на реку Рашн-Ривер.

В сентябре я пошел в школу в прошлогодней форме и со старой ржавой коробкой для завтрака. Я был просто олицетворением позора. Каждый день мама складывала в коробку одно и то же: два бутерброда с арахисовым маслом и несколько морковных палочек. Поскольку я больше не был членом семьи, мне не разрешалось ездить в школу на машине вместе с братьями. Поэтому приходилось идти пешком, точнее, бежать, чтобы не опоздать. Таким образом, я не успевал украсть какую-нибудь еду у ребят.

В школе я окончательно стал изгоем. Никто не хотел со мной водиться. Во время большой перемены я жадно заглатывал бутерброды и слушал, как мои бывшие друзья сочиняют про меня издевательские песенки. Их любимыми были «Дэвид-воришка» и «Пельцер-вонюльцер». Мне не с кем было поговорить, никто со мной не играл. Я остался совсем один.

Мама продолжала отсылать меня в холодный гараж на несколько часов. Чтобы не скучать, я выдумывал новые способы добыть еду. Папа по-прежнему время от времени тайком приносил мне остатки ужина, но теперь это происходило все реже. Наконец я понял, что если хочу выжить, то мне придется полагаться только на себя. В школе возможностей добыть еду больше не было. Все ребята теперь прятали свои коробки с завтраком или закрывали их в шкафу в классной комнате. Учителя и директор знали о моих «наклонностях» и присматривали за мной. Так что про еду в школе можно было забыть.

Но в конце концов я придумал способ, который должен был сработать. Во время большой перемены ученикам запрещалось покидать игровую площадку, поэтому вряд ли кто-то ожидал, что я убегу из школы. Я решил, что за перерыв успею добраться до ближайшей бакалеи и украсть печенье, хлеб, чипсы — в общем, что смогу. Я продумывал каждый пункт плана. Когда утром бежал в школу, считал шаги, чтобы определить, сколько времени мне потребуется на дорогу до магазина. Через несколько недель я собрал всю нужную информацию. Единственное, чего мне пока не хватало, так это смелости и решимости. Я знал, что для возвращения потребуется больше времени, ведь нужно будет бежать вверх по холму, поэтому я выделил на это пятнадцать минут. Зато вниз с холма я буду бежать очень быстро, так что хватит и десяти. В результате на магазин остается всего десять минут.

По утрам я сам себе напоминал человека, бегущего марафон. Я пытался беречь силы и при этом не сбавлять скорость. Шли дни, мой план становился все более четким, и приступы голода сменились грезами. Мечты сопровождали меня во время бесконечной работы по дому. Оттирая плитку в ванной, я воображал себя героем сказки «Принц и нищий». Я был принцем, поэтому знал, что в любой момент могу отбросить тряпку и чистящее средство. Во время стояний в гараже я закрывал глаза и притворялся персонажем из какого-нибудь комикса. Но голодные спазмы врывались в мои мечты и вновь и вновь возвращали к деталям плана.

Я продумал его до мельчайших подробностей — и все равно боялся воплотить в жизнь. Во время большой перемены я слонялся по игровой площадке и искал оправдания для своего бездействия. Я убеждал себя, что в этот раз меня обязательно поймают или что мои подсчеты неверны. Периодически в подобные внутренние споры вмешивался желудок: он сердито ворчал и обзывал меня «трусливым цыпленком». Наконец, прожив несколько дней без обеда на скудных остатках завтрака, я решился. Стоило прозвенеть звонку на большую перемену, я выскочил из класса и помчался на улицу; сердце колотилось, как сумасшедшее, легкие горели от быстрого бега. Я добрался до магазина в два раза быстрее, чем рассчитывал. Пока я бродил между полками с продуктами, меня не покидало ощущение, что все вокруг пристально следят за мной. Будто другие покупатели шепотом обсуждают оборванного, неумытого ребенка. И тогда я понял, что мой план обречен: ведь я ни разу не подумал о том, как буду выглядеть в глазах окружающих. Чем больше я беспокоился по поводу внешности, тем сильнее желудок сжимался от страха. Я застыл посреди прохода, не зная, что делать дальше. Начал медленно отсчитывать секунды. Вспомнил, как голодал все это время. Наконец, уже ни о чем не думая, схватил с полки первое, что увидел, развернулся и побежал прочь из магазина. Я крепко сжимал в руке свою награду — пачку крекеров из муки грубого помола.