Реализм Гоголя - [56]

Дав общее понятие о строе Сечи как республики с суровой добродетелью первобытного народа, Гоголь уточняет тут же основные черты идеального общественного бытия Сечи: свобода и демократизм; высокая общественная мораль; свобода совести; высокая, гомеровская, жизнь искусства.

Свобода сечевиков выражена и в том, что среди них нет никаких делений или различий; в Сечи, как ее рисует Гоголь, нет сословий, нет классов, нет никакого неравенства, нет признаков социального происхождения человека. Никто не спрашивает, «откуда они, кто они и как их зовут». «Пришедший являлся только к кошевому, который обыкновенно говорил: «Здравствуй! Что, во Христа веруешь?» — «Верую!» — отвечал приходивший. «И в троицу святую веруешь?» — «Верую!» — «И в церковь ходишь?» — «Хожу!» — «А ну, перекрестись!» Пришедший крестился. «Ну, хорошо», — отвечал кошевой: «ступай же, в который сам знаешь, курень». Этим оканчивалась вся церемония».

Эта сцена, восхищающая Гоголя отсутствием бюрократизма и бюрократии, которых вообще нет вовсе в Сечи, удостоверяет и полное равенство сечевиков, не имеющих ни звания, ни чина, ни имущества. Вся общественная система современной Гоголю Европы (и в том числе России) отменена Гоголем в Сечи — и заодно упразднена вся лестница чиновников, весь аппарат власти, управления, полиции, суда, и т. д., и т. п. Граждане управляют сами собой, скопом, миром, судят сами себя; они обратились к первобытной чистоте занятий человека и героя; все же искусственное, выдуманное на пагубу человека, отпало в их среде.

Сечь у Гоголя — абсолютно-свободная и стихийно-неорганизованная демократия. Гоголь раскрывает эту тему в сцене переизбрания кошевого. Народ (пусть подгулявший и своевольный) приказывает собрать общенародное собрание. Это — тот идеал законодательного совета всех граждан, о котором мечтал еще Руссо. Хозяин на нем — только весь народ как масса, слитая из равных граждан. На зов народа выходит правительство: «кошевой с палицей в руке, знаком своего достоинства, судья с войсковою печатью, писарь с чернильницею, и есаул с жезлом», — то есть власти явились пред очи своего хозяина, народа, в парадной форме, при всех знаках своего звания, так, как в гоголевской современности, наоборот, «подданные» граждане являются пред лицо властителей. Далее: «Кошевой и старшины сняли шапки и раскланялись на все стороны козакам, которые гордо стояли, подпершись руками в бока»; опять народ — это власть, сознающая себя как власть, это господин и хозяин; а начальство — лишь слуги народа. И вот народ смещает властителей, — и кошевой беспрекословно «поклонился очень низко, положил палицу и скрылся в толпе».

Это — не эксцесс, не нечто выходящее из рамок права. Это, наоборот, нормальное отправление народом своей функции и своего права, и правители нимало не смущены и не возмущены этим, не считают для себя унизительным быть слугами народа, коего частью и они являются (ведь и смещенный глава государства, кошевой, «скрылся в толпе», то есть слился опять с народом, из которого он был поднят волей народа); они ждут решения народной воли: «Прикажете, панове, и нам положить знаки достоинства?» — сказали судья, писарь и есаул и готовились тут же положить чернильницу, войсковую печать и жезл. «Нет, вы оставайтесь!» — закричали из толпы: «нам нужно было только прогнать кошевого, потому что он баба, а нам нужно человека в кошевые». Заметим, что начальники, так сказать министры, говорят с народом почтительно, как говорят с высшими — «прикажете» и «панове», — а народ распекает своего правителя как начальник подчиненного и с «министрами» говорит как бы сверху вниз.

Затем происходят выборы кошевого, причем Гоголь оговаривает и полную свободу и демократическую «чистоту» их; так, «все кандидаты, услышавши произнесенные свои имена, тотчас же вышли из толпы, чтобы не подать никакого повода думать, будто бы они помогали личным участьем своим в избрании»; обратим внимание на слово «кандидаты», влекущее ассоциации современной новейшей гражданственности, лишний раз приоткрывающее политическую основу картины Сечи. В том же духе излагается и дальнейшее — вплоть до ритуала вручения власти Кирдюгу, новому кошевому, — несмотря на повторяющиеся замечания о том, что некоторые из казаков были пьяны, что, впрочем, видимо вовсе не повергает Гоголя в ужас.

Именно такое общество, народное, свободное, избавленное от всех язв угнетения, неравенства, бюрократии, полицейщины, рождает героев, и именно в нем укрепляется высокая общественная мораль («нравы» — по терминологии радикалов XVIII века; «патриотизм» 1793 года; нравственность «сынов отечества» — по Радищеву).

Для чего живут Иван Иванович и Иван Никифорович? Для того, чтобы есть дыни, спать, плодить ребятишек и коптить небо в подловатом эгоизме.

Для чего живет запорожец? Вот ответ одного из них (Тараса) кошевому, препятствующему, — на взгляд сечевика, — героическим делам Сечи, то есть предлагающему, в сущности, сечевикам жить мирно и спокойно. «Так, стало быть, следует, чтобы пропадала даром козацкая сила, чтобы человек сгинул, как собака, без доброго дела, чтобы ни отчизне, ни всему христианству не было от него никакой пользы