Реализм Эмиля Золя - [81]

Но в «Западне» создался некий собирательный образ. Это — «улица Гут-д'Ор»; или «весь квартал»; или «мнение самых уважаемых обывателей квартала». И персонажи второго плана в «Западне», незначительные сами по себе, могут принести ощутимое зло, когда безапелляционно выступают, как «весь квартал», создавая репутации или низвергая их. Особенно агрессивны мещане у Золя, когда сталкиваются с непостижимыми для них поступками и чувствами. Стоит вспомнить удивление и даже негодование уважаемых в квартале людей, узнавших, что прачка решилась расстаться со сбережениями, чтобы вылечить мужа. Или злорадство их, когда речь заходила о несбывшейся мечте Жервезы — открытии прачечного заведения. И зависть, когда стала все-таки Жервеза хозяйкой небесно-голубой прачечной. Именно в этой среде после появления в доме Купо проходимца Лантье «вокруг Жервезы создался словно какой-то тайный заговор: настойчиво, полегоньку ее подталкивали, сводили с Лантье, как будто все женщины сразу почувствовали бы удовлетворение, столкнув ее с любовником… Дошло до того, что ее стали называть бессердечной. А Жервеза жила себе спокойно и была далека от всей этой грязи». Однако логику «улицы Гут-д'Ор» постичь невозможно.

Позднее, когда Лантье второй раз бросил Жервезу, «весь квартал» одобрил этот поступок, радуясь тому, что на улице Гут-д'Ор «все же восторжествовала нравственность».

Когда же на глазах стал разрушаться дом Купо и прачка, опустившаяся, жалкая, уже не могла больше вызывать зависти и нечистого любопытства, интерес к ней был исчерпан; он несколько оживился вновь, когда Жервеза стала давать свои представления. Зрители, наверное, удивились бы, услышав, что и в равнодушии, и в заинтересованности их сказывалась неосознанная, привычная, глубоко впитанная жестокость.

Казалось бы, Жервеза достигла предела падения. Но инерция безостановочного движения вниз, когда человеку не за что удержаться, увлекала Жервезу еще глубже. С каждым днем «понемногу умирая с голоду» и опускаясь все ниже, потеряв способность испытывать отвращение и чувствовать боль, она приняла последние унижения от окружающих, не имея ни сил, чтобы противостоять им, ни разума, чтобы понять глубину своего падения. Когда Жервезу нашли мертвой в конуре под лестницей, на куче гнилой соломы, «никто так и не узнал, отчего она умерла. Всякий говорил свое… Истина была в том, что она погибла от нищеты, от грязи и усталости своей поврежденной жизни» («…de misere, des ordures et des fatigues de sa vie galee»).

В «Наброске» Золя представлял себе «Западню» как «роман о Жервезе», повествование о «нравах народа». Однако добавил: «Невольно политическая сторона в нем имеется, но на втором плане, в ограниченном кругу». Но и в этом скромном качестве, на втором плане находящаяся, политическая сторона в романе представляет интерес.

Задачу автора «Западни» определяют обычно как чисто филантропическую. При этом опираются не столько на объективное значение романа, сколько на фразу из письма Золя редактору газеты «Бьен пюблик». Почти всегда упоминаемая в работах о данном романе, эта фраза — «Закройте кабаки, откройте школы»[168] — истолковывается как своего рода резюме автора «Западни». Однако извлеченная из контекста, она далеко не полностью передает мысль Эмиля Золя. В цитируемом письме этот призыв составляет лишь часть программы, которую невозможно было бы осуществить при помощи филантропических мер. Социальную опасность алкоголизма Золя видел вполне. «Пьянство губит народ». Но «к этому добавлю, — продолжал он, — оздоровите пригороды и увеличьте заработную плату. А главное — это жилищный вопрос; уличный смрад, омерзительная лестница, тесная комната, где вповалку спят отцы и дочери, братья и сестры, — вот одна из главных причин развращенности городских предместий. Изнурительная работа, низводящая человека до уровня животного, недостаточная заработная плата, которая лишает людей мужества и заставляет искать забвения, — вот что гонит их в кабаки и в дома терпимости». Подобное можно прочесть и в письме к Альберу Милло[169].

В романе поставлены проблемы, которые могли бы быть решены только в плане глубоких социальных преобразований. Золя говорит о следствиях (невежестве, алкоголизме), очень близко касаясь причин, не устранимых в рамках данной социальной системы. Реформистские мотивы, которые временами звучат в «Западне», меркнут перед обнаженной правдой этой суровой, искренней и человечной книги.

«Жерминаль»

«…Это был еще только первый толчок прогнившему обществу… но потом последуют новые, все новые толчки, пока старое расшатанное здание не рухнет и не провалится в бездну, как шахта Воре».

(Э. Золя. Жерминаль, ч. VII, гл. VI)

«Я сошел в преисподнюю труда — и ничего не утаил…», — сказал Золя о тринадцатом романе серии «Ругон-Маккары». Писатель, вступивший «в борьбу с социальным злом», изучающий «формы, душу и жизнь огромного целого» обратился к среде, где он мог найти важнейшие проявления общественной борьбы. Тема труда, к которой он подошел в «Западне», в несоизмеримых с этим романом масштабах раскрылась в «Жерминале», на материале остром, жгучем. Слова Анри Барбюса о том, что произведения Золя сделали явной бесчеловечность капитализма, относятся к «Жерминалю» в наибольшей степени