Разящий клинок - [273]

– Другое дело – теперь, – заметил Георгий.

– Ха! – рассмеялся граф Зак. – Две тысячи сельских конников? Между нами пятьсот человек. Справимся! – усмехнулся он и пожал плечами. – Если только их истриканцы не обойдут эти постройки за час, и тогда нам конец. Я себе цену знаю. А вы?

Сэр Георгий улыбнулся.

– Как начнем? – спросил он.

– А, вы доверяете мне командование? – Граф Зак был коротышка, но при этих словах выпрямился и подтянулся.

– Доверяю.

– Тогда, полагаю, начнем с сокрушительного поражения. Идет? – рассмеялся он.

Сэр Георгий подхватил его смех.

– Вот они! – крикнул Дмитрий, гипаспист-щитоносец сэра Кристоса.

Сэр Кристос наблюдал за приближением вардариотов и схолариев – людей, которыми он командовал в других сражениях. Стройность их рядов и отточенность движений, когда они извлекали луки из чехлов, разительно контрастировали с бестолковостью его деревенских тагм, которые все еще боролись с собственными крестьянами, зачастую – своими же друзьями и соседями. Землевладелец свешивался с седла и слушал причитания плачущего мужчины о том, что брат его пал лютой смертью, продырявленный красными варварами.

Все это было очень по-морейски, и он любил их за любовь к своим. Но и видел, какой бедой грозит эта возня.

– Эй, там, поживее! – взревел Кристос. – Расчистите мой фронт! Атака будет ложной – видите их луки? Они подойдут, пустят стрелы и удерут. Мы не ответим – вы меня слышите, гетайры? Ни шагу с места!

Неприятельская конница приближалась быстрой рысцой. За двести шагов, когда наемники-латиняне врезались в нордиканцев со звуком, достойным Рагнарёка, два гвардейских полка перешли на легкий галоп.

– Поднять щиты! – гаркнул Кристос.

Крестьяне, сгрудившиеся перед конницей, подняли, какие остались, щиты.

Обрушился ливень стрел. Иные вардариоты пустили стрелы со свистками, и воздух наполнился визгом.

Опытные лучники из его страдиотов ответили собственным залпом.

Люди и лошади падали с обеих сторон.

Гвардейцы развернулись и поскакали прочь, оставив на поле несколько убитых людей и животных. Они выстрелили снова, назад. Опять разлетелся визг. Потребовалась немалая отвага, чтобы выстоять с поднятой головой, пока звук приближается, – всего секунда, но самая долгая в жизни. И, возможно, последняя.

Послышались крики. И утробные стоны.

Сэр Кристос взглянул на солнце, которое не сместилось за четверть часа.

«Что я здесь делаю? – подумал он. – Зачем сражаюсь с этими людьми? Все пошло наперекосяк! Мы же хотели спасти Морею».

На него смотрели. Его план был прост: дождаться, когда истриканцы окружат вражеский фланг, и только тогда атаковать. Гвардейцы, возможно, и падут под напором превосходящих сил – все же две тысячи человек, но потери будут таковы, что нарушится связь поколений, и фермы – сотни ферм – окажутся снова в землях Диких. Гвардия не сдастся легко.

Но если зайти ей с фланга, то она отступит, ибо там профессионалы. Они останутся жить, чтобы сражаться за нового императора. А его люди выместят злость на чужеземцах, что в центре.

– Стоять! – скомандовал он снова.

Деметрий чувствовал, что побеждает, а он даже не запятнал кровью меч. Он подозревал, что его родитель находился бы в центре, с пехотой. Или лично возглавил бы один из флангов.

Дариуш – во многих отношениях его лучший соратник, но человек докучливый, въедливый, не выбирающий выражений, когда критикует, – привстал в стременах.

– Фракейцы разбиты. Почему сэр Кристос не атакует через них?

Деметрий тоже привстал и уставился вдаль надолго – священник успел бы освятить хлеба.

– Отправляйся и вели старику наступать. Живо.

Он посмотрел направо и увидел, как рыцари – его лучшее приобретение – опускают забрала и готовятся атаковать нордиканцев, которых он боялся не меньше, чем другие страшатся болезни и смерти. Чужеземцы были слишком невежественны и не понимали, с кем связались, а потому вели себя с безрассудной отвагой – пусть сколько-то их погибнет, но он выиграет всю битву.

Центры были заперты. Как он и рассчитывал. Много людей погибло. А другие двинулись в наступление по их телам, не разбирая, живые или мертвые лежат под ногами.

Аэскепилес восседал в одиночестве на своем коне в пятидесяти шагах от эпицентра битвы, и казалось, что на него не падает свет – он не отбрасывал тени. Голова была чуть повернута влево. Он возвел четыре щита, все угольно-черные: круглый, квадратный и два наподобие рыцарских. Когда двигался он, двигались и они.

В чем бы ни заключалось его занятие, оно было намного зрелищнее остальной битвы. Молнии всех цветов и вовсе бесцветные искрились между щитами и били в точку далеко слева от неприятельского центра, в самом конце расположения так называемой компании, отряда чужеземцев.

В далекие горы катился раскат за раскатом и отражался грохотом, а люди гибли. Разорванные в клочья силами, постичь которые не могли.

Плечи Аэскепилеса поникли, затем расправились, как будто он занес огромный кузнечный молот – и вот он ударил вновь, на этот раз с обеих рук.

И снова смерть.

Аэскепилес затерялся в величественной фуге своего позаимствованного колдовства, на каком-то уровне в панике сознавая, что слишком расточительно расходует резервы. Пораженный неожиданной силой юного мага, который действовал слева. Обеспокоенный внезапным молчанием старика, что находился справа.