Разворот полем симметрии - [5]

Шрифт
Интервал

Записывать, одергивая мышление цветом (снова: красный занавес, одежда, т.п.)

Отрезки времени, то есть само перемещение печати вдоль горизонта знания.

Ассоциативный провал эстетического удовольствия к жесту, заносящему на тонкий носитель эти остатки возникающего, части явлений

Обратно к другому изобретению изображения.

«Когда двое из тех, кто вычитывал эти речевые обороты, посылаемые с частотой вращения ротора машины, даже превосходящие частоту (становясь навязчивыми), делали перерывы в работе, останавливая аппарат массива общего, среди всех вовлеченных в этот условный театр, в эту операцию по изъятию возможности трактовок, медленно (или ускоряясь, но скорость не поддается прочтению) поднимали глаза, отрывали их от бессчетного количества знаков, самых различных, один останавливал внимание на другом, закрывающем рукой один глаз, чтобы проверить всю ту перспективу, стать посредником между дальней границей высказывания и субъектным подтверждением любого присутствия, распространенного, по иронии происходящего, среди несуществующих вещей, описываемых двумя другими».

Цитируя одно, превращая другое в поведение отсылки

Между тем, как приходилось дешифровать надписи, оставляемые иглой на поверхности

Любая поверхность могла стать в объектное отношение к этому материалу: любое твое то, что характеризовалось приближением, пост-приближением, углом поворота

Между третьими зависимостями изъятой находки, агента разума, взятого преждевременным помещением в область произведения, в плен, сама письменность преображается до состояния путаницы («не для того, чтобы ты читал»)

«Когда двое (тридцать один, шестьдесят девять) не продолжали обращаться к самим себе, друг к другу (обращаться с), как к объекту значения, некой высшей, осознанной силы удаления от расстояния, размыкали цепь снова, предаваясь автоматизму касания к формальным зависимостям (понимая, что это было необъяснимо), размыкали электрику соединения вовне, так, что мерный поток страха за чистоту опыта претерпевал если не конкретные изменения, то осаду различий».

Двое ставшие двумя. Весь список присутствующих на подписании акта. Двое двух, из того, что предоставлено этому помещению во владение. Теплота, уходящая в темноту, перепиши сама себя, писал П.

Копия названия

сценарий

Общее описание

Изображение, которое нет возможности описать, нет возможности сделать изображение заново, чтобы снять ощутимое давление момента появления его в удержанном промежутке (времени), случайности, определяющей появление этого изображения с самого начала – как внешней данности – силе, направленной на само происходящее. Изображение, касающееся тела и языка, тела, пребывающего в перманентном разрыве с языком (произношение, понимание, обращение), изображение не самого ли тела, изначально не определенного в символах события. Событие кадра, не самовоспроизводящееся в языке событие копии фильма за кадром, в кадре, уводящем в небытие случая, событие, не имеющее подтверждения в направлении наррации. Название чего копирует это тело, эта неизвестная материя, названная полом, органом, кроме названия изображения, название которому она (эта материя) дать не может? Копия названия, как компенсация невозможного: невозможности пересилить исчисление символического в движении фильма, отсчет времени текста, бессильно падающего на границы плоти.

Описание пространств

Стена – Простыни – Окно – Поле – Мост – Вода – Окно – Улица – Стена 2 – С.

Так, не переставая, распутываются (как и сводятся обратно) связи, объединяющие это – как то, что помещено в зоны смысловых неопределимостей, и место, куда они могли бы быть помещены, т. е. место как событие, как само происходящее в языке. К примеру, окно: нечто, что угадывается, как изначальная (заданная) сила, как некая аксиома смысла: это расположено здесь, это то, что «дано». Тело, распутывая отношение, соотнесенность с изображенным в названии (нечто, что изображено в этой пропасти, в трещине между фиксацией времени, помещенным внутрь, в самую сердцевину, человеческим, если мы могли бы так говорить, смыслом для смотрящего на это окончательное (за)данное и попыткой переопределить действительность события: скопировать само себя), в очередной раз повторяет само себя, через машину, через машину языка, бросаясь в беспредметную, опустошенную речь.

Фигуры: I

1.1. Кадры стены, озаряющиеся вспышкой фотоаппарата. Что-либо, что могло быть написано ранее на стене: «то, что было изображено здесь», то, что явлено ранее, моему вниманию, на этих поверхностях: то, о чем невозможно было сказать, чтобы оставить, или остановить, мое присутствие здесь, точнее, есть ли (случался ли) я здесь, когда ты (тот, кто оставил ее) был здесь, со мной и без меня, в то же время. То, что ты (будучи здесь) узаконил, сделал следом происходящего, когда нас здесь не было – когда не было ни одного, ни второго, способных решить эту формулу.

1.2. Кадры того, как ты (я) – в целом – как кто-то, пытающийся повторить то, что происходит на изображенном в памяти – на листе, разлинованном предметами, объектами, сгущающими внимание вокруг того, на что здесь, в фильме, никто не стал бы указывать прямо, – словно письмо, отдаляющееся от значений, отдаленное от факта письма. Пытаясь забыть написанное, как и саму возможность переписать эти элементы движений: координат относительно расположенных частей кадра. Допустим, что не имеет значения, темнело ли во время съемок, или светлело, или света было не различить – настолько, что о нем можно было сказать: «здесь так мало света». Повторяя себя перемещением, забывается плотность тела, собственная, принадлежащая плоть, приближение принадлежности: что нужно сделать, чтобы хоть как-то повторить этому голосу, своему, этому изображению, чужому, уже забытому.


Рекомендуем почитать
Камень благополучия

Сказки, сказки, в них и радость, и добро, которое побеждает зло, и вера в светлое завтра, которое наступит, если в него очень сильно верить. Добрая сказка, как лучик солнца, освещает нам мир своим неповторимым светом. Откройте окно, впустите его в свой дом.


Командировка в этот мир

Мы приходим в этот мир ниоткуда и уходим в никуда. Командировка. В промежутке пытаемся выполнить командировочное задание: понять мир и поделиться знанием с другими. Познавая мир, люди смогут сделать его лучше. О таких людях книги Д. Меренкова, их жизни в разных странах, природе и особенностях этих стран. Ироничность повествования делает книги нескучными, а обилие приключений — увлекательными. Автор описывает реальные события, переживая их заново. Этими переживаниями делится с читателем.


Домик для игрушек

Сказка была и будет являться добрым уроком для молодцев. Она легко читается, надолго запоминается и хранится в уголках нашей памяти всю жизнь. Вот только уроки эти, какими бы добрыми или горькими они не были, не всегда хорошо усваиваются.


Пьесы

Все шесть пьес книги задуманы как феерии и фантазии. Действие пьес происходит в наши дни. Одноактные пьесы предлагаются для антрепризы.


Полное лукошко звезд

Я набираю полное лукошко звезд. До самого рассвета я любуюсь ими, поминутно трогая руками, упиваясь их теплом и красотою комнаты, полностью освещаемой моим сиюминутным урожаем. На рассвете они исчезают. Так я засыпаю, не успев ни с кем поделиться тем, что для меня дороже и милее всего на свете.


Опекун

Дядя, после смерти матери забравший маленькую племянницу к себе, или родной отец, бросивший семью несколько лет назад. С кем захочет остаться ребенок? Трагическая история детской любви.