Разворот полем симметрии - [14]
о котором – далее – кем-то упоминается
(стр. 13)
5x
для имени, забывающего назваться,
пока в толпе происходит коллапс воспоминания
так они (те, кто был здесь уже давно) печатают на лохмотьях
подземные надписи, доски сливаются
с линией катастрофы терпения. Это здесь снимали
последние кадры дороги, уходящей, намеренно, в прошлое.
(забыл спросить: сколько тогда оставалось длины исписанной
пленки, или нет, «те, которые были здесь», уходящие в
оборотный лист буквы и жители)
3x
эта сила, пронизывающая перспективу, этот силуэт дома,
который можно назвать так, соединяя
первые семь проводов согласно механике света,
спадающего на волос животного, приходящего на порог,
мысли пытают звучащие ветры емкостью для воды: глаза эти
полны знаков, подражающих дверям в момент, когда
демонстрация завершается образом
4x
образа, которым заканчивается демонстрация,
переходя коридор метафоры
(стр. 354)
3x
Тогда мы отстранялись, играя в те слова, которые нельзя было
разделить? Слова, которые разделяются сами?
Расклеиваются на части: А, В,
точки на карте, где пройдено три значения одного и того же
изображения, света ли, точки на карте:
красный под листом отпечаток (оттенок, что приобретает цвет
после того, как сам распадается к фразам)
Значит, то, что указано как заря, надписью поверх того
тайной часа во времени не определено.
Постоянно за спиной оказывается окно,
дым распределяется по двойной линии
в отношении стен к тому, что сказалось на первой части
движимого вопреки
7x
Окно, указанное вопреки точке зримого,
не распалось бы в этом неожиданном парадоксе
как дальше погоня одного за другой,
солнце измерит окно за спиной. Слишком похожие,
капли на удаленной стене составляют мотив,
которого стороной обходит звучащий, (немыслимый,
идентичный?) рассудок того (одного)
Пропись номер четыре, умножение слепка и скола
сфабрикованного произведения
(стр. 84)
4х
может, когда говорили о них, треть погруженного в воду,
что стало с тем, что они обездвижено, как перелицованные лучи
выходящего зрительного маршрута, не стали частью и до
в этом году, как распадом, расширен строй, если
думаешь, как увязать
что в одном нет того, что называлось «стороной света»
яркие до преждевременного насилия. Закольцованные,
мерой обратного, на помещениях без знамен, удары к наличию:
возвращенных наверх, утопленных в беспорядке. Которого
имени на листах; ведомый последним движением,
на отходящей воде
кажется, рушащийся, знак очертаний оси
8х
снова мерой пришлось выражать стон, двойной метой
не на уверенном поле в достаточности захвата
но на строке замечания, «вовсе не было слышно, словно
находясь в толпе, отворачивающей цветомассив к пересечению,
несколько этих следов назад»
помнишь узоры поверхности льда, или
само угнетение материала (140 7 2 521)
(стр. 253)
5x
углы без названия, для имени округа на вытянутой гряде
камней, среди постоянных следов поверхности.
Эти, другие, не строят напротив ни одного
появляющегося в тени улиц.
1х
в настоящем разрыве локальных сил,
вертикальное зарево иллюминаций выражено на дне
столкновения безотказной боли во рту; только что
покидая здание 6 или 141
стало ответом на чтение очередного начала улицы
снятый среди интерьера в красном, сбросивший вес перехода,
с руками, смещенными к центру метафоры, сон
как успешный мотив узнавания третьего
находится дальше, чем срыв фактуры
записано «находится дальше него»
(стр. 257)
‘2х
Говорящие, их видишь и после: симметрии продолжаются
над отдельными, уже не фрагментами узкого места
напротив стены
Обнаружение трех точек без продолженных направлений
становится подражанием рукописному варианту правки
это не строится
ни как здание, ни как аллегория скрытой фигуры
Становится все навязчивей (сна, которого нет)
И для каждого чертежа лица, которое тонет, окажется: новый
масштаб, разреженность, скрытый товар
Корпус слагаемых черт пейзажа
дрожит распадающимся фотоснимком объема
(стр. 141)
1x
На границах, как это и происходит
говорил без акцента, чтобы не забывать
и одно: то, что снова касается «прежде, чем можно
дым, твердый круг. До поворота ночи
полные глаза, рассеянные, отпечатываются в дальнем окне,
ложась на соседнюю линию, свет отражения,
приглушаясь, становясь цветом фрагмента,
ставит в обратном порядке другое, без чего уже,
закрываясь в звуке, раздражался,
сводясь к полным значениям единицы
‘6x
выполненные наспех элементы совсем отстраненных жестов,
и после казавшихся незавершенным ключом к случайному
появлению обстоятельств, как и путей отхода на ближнем
потоке. Дорога растаскивается началом контура,
соображенного, как нижний предел варианта
отметки над нами, пока запись сама проявляется в мутной воде
предлога: этой не фотографии (уже стало)
‘5x
сужаясь к той точке, приложенной к взгляду на зеркальной
поверхности, дистанцированной от повествования,
но имеющей парадокс положений: пять отрезков изгиба,
совпадающий взрыв во времени и черте тянет динамики рук,
распределяющих фазы ритма
добавить без шума». Наверное, эти пробелы испытаны
тонкого льда
(стр. 318)
8x
Сложность относит первый холст черным
Ведомая машина, гравий, встает (середина пути:
фрагмент заднего вида мутнеет)
На одном из участков стены размывается,
словно по берегу полосы экран
Этот сборник стихов и прозы посвящён лихим 90-м годам прошлого века, начиная с августовских событий 1991 года, которые многое изменили и в государстве, и в личной судьбе миллионов людей. Это были самые трудные годы, проверявшие общество на прочность, а нас всех — на порядочность и верность. Эта книга обо мне и о моих друзьях, которые есть и которых уже нет. В сборнике также публикуются стихи и проза 70—80-х годов прошлого века.
Перед вами книга человека, которому есть что сказать. Она написана моряком, потому — о возвращении. Мужчиной, потому — о женщинах. Современником — о людях, среди людей. Человеком, знающим цену каждому часу, прожитому на земле и на море. Значит — вдвойне. Он обладает талантом писать достоверно и зримо, просто и трогательно. Поэтому читатель становится участником событий. Перо автора заряжает энергией, хочется понять и искать тот исток, который питает человеческую душу.
Когда в Южной Дакоте происходит кровавая резня индейских племен, трехлетняя Эмили остается без матери. Путешествующий английский фотограф забирает сиротку с собой, чтобы воспитывать ее в своем особняке в Йоркшире. Девочка растет, ходит в школу, учится читать. Вся деревня полнится слухами и вопросами: откуда на самом деле взялась Эмили и какого она происхождения? Фотограф вынужден идти на уловки и дарит уже выросшей девушке неожиданный подарок — велосипед. Вскоре вылазки в отдаленные уголки приводят Эмили к открытию тайны, которая поделит всю деревню пополам.
Генерал-лейтенант Александр Александрович Боровский зачитал приказ командующего Добровольческой армии генерала от инфантерии Лавра Георгиевича Корнилова, который гласил, что прапорщик де Боде украл петуха, то есть совершил акт мародёрства, прапорщика отдать под суд, суду разобраться с данным делом и сурово наказать виновного, о выполнении — доложить.