Разворот полем симметрии - [14]
о котором – далее – кем-то упоминается
(стр. 13)
5x
для имени, забывающего назваться,
пока в толпе происходит коллапс воспоминания
так они (те, кто был здесь уже давно) печатают на лохмотьях
подземные надписи, доски сливаются
с линией катастрофы терпения. Это здесь снимали
последние кадры дороги, уходящей, намеренно, в прошлое.
(забыл спросить: сколько тогда оставалось длины исписанной
пленки, или нет, «те, которые были здесь», уходящие в
оборотный лист буквы и жители)
3x
эта сила, пронизывающая перспективу, этот силуэт дома,
который можно назвать так, соединяя
первые семь проводов согласно механике света,
спадающего на волос животного, приходящего на порог,
мысли пытают звучащие ветры емкостью для воды: глаза эти
полны знаков, подражающих дверям в момент, когда
демонстрация завершается образом
4x
образа, которым заканчивается демонстрация,
переходя коридор метафоры
(стр. 354)
3x
Тогда мы отстранялись, играя в те слова, которые нельзя было
разделить? Слова, которые разделяются сами?
Расклеиваются на части: А, В,
точки на карте, где пройдено три значения одного и того же
изображения, света ли, точки на карте:
красный под листом отпечаток (оттенок, что приобретает цвет
после того, как сам распадается к фразам)
Значит, то, что указано как заря, надписью поверх того
тайной часа во времени не определено.
Постоянно за спиной оказывается окно,
дым распределяется по двойной линии
в отношении стен к тому, что сказалось на первой части
движимого вопреки
7x
Окно, указанное вопреки точке зримого,
не распалось бы в этом неожиданном парадоксе
как дальше погоня одного за другой,
солнце измерит окно за спиной. Слишком похожие,
капли на удаленной стене составляют мотив,
которого стороной обходит звучащий, (немыслимый,
идентичный?) рассудок того (одного)
Пропись номер четыре, умножение слепка и скола
сфабрикованного произведения
(стр. 84)
4х
может, когда говорили о них, треть погруженного в воду,
что стало с тем, что они обездвижено, как перелицованные лучи
выходящего зрительного маршрута, не стали частью и до
в этом году, как распадом, расширен строй, если
думаешь, как увязать
что в одном нет того, что называлось «стороной света»
яркие до преждевременного насилия. Закольцованные,
мерой обратного, на помещениях без знамен, удары к наличию:
возвращенных наверх, утопленных в беспорядке. Которого
имени на листах; ведомый последним движением,
на отходящей воде
кажется, рушащийся, знак очертаний оси
8х
снова мерой пришлось выражать стон, двойной метой
не на уверенном поле в достаточности захвата
но на строке замечания, «вовсе не было слышно, словно
находясь в толпе, отворачивающей цветомассив к пересечению,
несколько этих следов назад»
помнишь узоры поверхности льда, или
само угнетение материала (140 7 2 521)
(стр. 253)
5x
углы без названия, для имени округа на вытянутой гряде
камней, среди постоянных следов поверхности.
Эти, другие, не строят напротив ни одного
появляющегося в тени улиц.
1х
в настоящем разрыве локальных сил,
вертикальное зарево иллюминаций выражено на дне
столкновения безотказной боли во рту; только что
покидая здание 6 или 141
стало ответом на чтение очередного начала улицы
снятый среди интерьера в красном, сбросивший вес перехода,
с руками, смещенными к центру метафоры, сон
как успешный мотив узнавания третьего
находится дальше, чем срыв фактуры
записано «находится дальше него»
(стр. 257)
‘2х
Говорящие, их видишь и после: симметрии продолжаются
над отдельными, уже не фрагментами узкого места
напротив стены
Обнаружение трех точек без продолженных направлений
становится подражанием рукописному варианту правки
это не строится
ни как здание, ни как аллегория скрытой фигуры
Становится все навязчивей (сна, которого нет)
И для каждого чертежа лица, которое тонет, окажется: новый
масштаб, разреженность, скрытый товар
Корпус слагаемых черт пейзажа
дрожит распадающимся фотоснимком объема
(стр. 141)
1x
На границах, как это и происходит
говорил без акцента, чтобы не забывать
и одно: то, что снова касается «прежде, чем можно
дым, твердый круг. До поворота ночи
полные глаза, рассеянные, отпечатываются в дальнем окне,
ложась на соседнюю линию, свет отражения,
приглушаясь, становясь цветом фрагмента,
ставит в обратном порядке другое, без чего уже,
закрываясь в звуке, раздражался,
сводясь к полным значениям единицы
‘6x
выполненные наспех элементы совсем отстраненных жестов,
и после казавшихся незавершенным ключом к случайному
появлению обстоятельств, как и путей отхода на ближнем
потоке. Дорога растаскивается началом контура,
соображенного, как нижний предел варианта
отметки над нами, пока запись сама проявляется в мутной воде
предлога: этой не фотографии (уже стало)
‘5x
сужаясь к той точке, приложенной к взгляду на зеркальной
поверхности, дистанцированной от повествования,
но имеющей парадокс положений: пять отрезков изгиба,
совпадающий взрыв во времени и черте тянет динамики рук,
распределяющих фазы ритма
добавить без шума». Наверное, эти пробелы испытаны
тонкого льда
(стр. 318)
8x
Сложность относит первый холст черным
Ведомая машина, гравий, встает (середина пути:
фрагмент заднего вида мутнеет)
На одном из участков стены размывается,
словно по берегу полосы экран
Действие романа «Дети Розы» известной английской писательницы, поэтессы, переводчицы русской поэзии Элейн Файнстайн происходит в 1970 году. Но героям романа, Алексу Мендесу и его бывшей жене Ляльке, бежавшим из Польши, не дает покоя память о Холокосте. Алекс хочет понять природу зла и читает Маймонида. Лялька запрещает себе вспоминать о Холокосте. Меж тем в жизнь Алекса вторгаются английские аристократы: Ли Уолш и ее любовник Джо Лейси. Для них, детей молодежной революции 1968, Холокост ничего не значит, их волнует лишь положение стран третьего мира и борьба с буржуазией.
Прототипы героев романа американской писательницы Ивлин Тойнтон Клея Мэддена и Беллы Прокофф легко просматриваются — это знаменитый абстракционист Джексон Поллок и его жена, художница Ли Краснер. К началу романа Клей Мэдден уже давно погиб, тем не менее действие вращается вокруг него. За него при жизни, а после смерти за его репутацию и наследие борется Белла Прокофф, дочь нищего еврейского иммигранта из Одессы. Борьба верной своим романтическим идеалам Беллы Прокофф против изображенной с сатирическим блеском художественной тусовки — хищных галерейщиков, отчаявшихся пробиться и оттого готовых на все художников, мало что понимающих в искусстве нравных меценатов и т. д., — написана Ивлин Тойнтон так, что она не только увлекает, но и волнует.
«Когда быт хаты-хаоса успокоился и наладился, Лёнька начал подгонять мечту. Многие вопросы потребовали разрешения: строим классический фанерный биплан или виману? Выпрашиваем на аэродроме старые движки от Як-55 или продолжаем опыты с маховиками? Строим взлётную полосу или думаем о вертикальном взлёте? Мечта увязла в конкретике…» На обложке: иллюстрация автора.
В этом немного грустном, но искрящемся юмором романе затрагиваются серьезные и глубокие темы: одиночество вдвоем, желание изменить скучную «нормальную» жизнь. Главная героиня романа — этакая финская Бриджит Джонс — молодая женщина с неустроенной личной жизнью, мечтающая об истинной близости с любимым мужчиной.
Популярный современный венгерский драматург — автор пьесы «Проснись и пой», сценария к известному фильму «История моей глупости» — предстает перед советскими читателями как прозаик. В книге три повести, объединенные темой театра: «Роль» — о судьбе актера в обстановке хортистского режима в Венгрии; «История моей глупости» — непритязательный на первый взгляд, но глубокий по своей сути рассказ актрисы о ее театральной карьере и семейной жизни (одноименный фильм с талантливой венгерской актрисой Евой Рутткаи в главной роли шел на советских экранах) и, наконец, «Был однажды такой театр» — автобиографическое повествование об актере, по недоразумению попавшем в лагерь для военнопленных в дни взятия Советской Армией Будапешта и организовавшем там антивоенный театр.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.