Развенчанная царевна - [50]

– А зарезал Степку,  – грозно повысил голос Ермак,  – не кто иной, как наш же удалец, Федька Живодер, зарезал, чтобы он помехой не был бы, не сказал бы нам, что Федька нас продал и челны отдал стрельцам.

– То-то он нынче и несуразные речи вел! – послышались голоса.

– Так как же, братцы, поступить нам с ним?

Наступило молчание, оно продолжалось только несколько мгновений.

– Как? Известно как, в воду окаянного! – раздались голоса.

– В воду! В воду! – оглушил воздух круг.

Живодер обвел всех помутившимся взглядом. Лица все враждебные, недоброжелательные. Вот и мешок тащат, в котором он должен умереть. Еще раз оглянулся он, казаки находились от него в нескольких шагах, а тут, у ног его, валяется горящая еще головня…

– Не подступай! – отчаянно закричал он, схватив головню и размахивая ею.

Некоторые отступили, но другие бросились на него. Засвистели в воздухе кистени, но Живодеру повезло: ни один не попал в него, и он быстро бросился к берегу.

Но его скоро настигли и повалили на землю. Застонал, злобно выругался Федька, когда его связывали веревками.

Безжалостно поволокли его в стан, руки, лицо его царапались о сучья, но больше ни одного стона не вырвалось у Федьки: сильно был он ожесточен, озлоблен.

Вот он и в стане, его засовывают в мешок, предварительно нагруженный каменьями…

«Смерть, неминучая смерть»,  – проносится в голове Живодера, приговор круга неизменен.

Затем его куда-то потащили, он сильно обо что-то ударился, наступил холод, смертельный холод, Федька хотел закричать, раскрыл рот, но вода хлынула ему в горло и захватила дыхание.

«Конец!» – пронеслось у него в голове.

Было почти светло, когда исполнившие приговор казаки увидели на своих челнах плывших стрельцов. Бросив Живодера, они легли на землю и ползком до первых кустов направились в стан.

– Пищальники, вперед! – скомандовал Ермак, выслушав донесение палачей.  – А там что бог даст, можно принять и в кистени,  – добавил он.

Пищальники пробрались к самому краю обрыва. Стрельцы были уже на половине пути. Зорко следил за наступающими Ермак, залегший вместе с пищальниками. Вот уже близко стрельцы.

– Ребята, вали залпом! – скомандовал он, и первый выстрел грянул его.

Как горох посыпались стрельцы в Волгу.

– Скорее заряжай и пали! – продолжал команду Ермак.

Грянул второй залп, и снова поредели ряды стрельцов.

«Продал, подлец Федька, продал!» – подумалось Мурашкину.

– Ребята, вперед!

Но ребята, испуганные неожиданной встречей, пустились врассыпную.

– Дьяволы, что вы делаете?! – начал было Мурашкин, но наброшенный аркан спеленал его, и воеводу потащили вверх.

– Что, боярин, хотел награду получить за мою голову? – насмешливо спросил Мурашкина Ермак.  – Ошибся в расчете. Что же мне теперь с тобой-то делать?

– Известно, вслед за Живодером в воду, одного поля ягоды! – послышались казацкие голоса.

– Вот что, боярин,  – заговорил Ермак, словно не слыша казаков,  – как царского слугу, я тебя пальцем не трону, ступай на все четыре стороны, только в другой раз не льстись на деньги и не ищи ты Ермаковой головы. Попадешься в другой раз, несдобровать тебе: как раз будешь там, где готовил место Ермаку!

Глава четвертая После битвы

Схватка продолжалась; стрельцы упорно лезли на берег, казаки учащенными залпами сдерживали их.

– Прикажи же, атаман, бросить им стрельбу, ведь без воеводы они ничего не поделают,  – заговорил подошедший Кольцо.

– А ты, Иваныч, уйми их! – отвечал Ермак.

Кольцо отправился к берегу. Перестрелка замолкла. Стрельцы, увидев наконец, что воеводы нет с ними, бросились врассыпную, забыв и про челны, думая только о том, как бы скрыться в лесу от казацких выстрелов.

Ермак отпустил Мурашкина честь честью. Он дал ему в провожатые нескольких казаков, которые должны были перевезти воеводу на другую сторону, предоставив ему отправляться домой той же дорогою, какою тот пришел. Зол был воевода; виной всему он считал Федьку Живодера. В нем он видел предателя, продавшего его Ермаку.

«На самом деле, как мог я поверить человеку, бродяге, занимавшемуся разбоем и нисколько мне не известного. Теперь вместо благодарности царской того и жди опалы, да за что и благодарить-то меня? – думал он.  – За то разве, что я по своей оплошности потерял человек двести царского войска. Положим, не всех перебили, но где их теперь искать, разбежались небось остальные. Теперь вот иди один, а идти-то жутко: разбойников в этом краю великое множество, того и гляди, что нападут да голову снимут».

Вздохнул воевода и с камнем на сердце отправился в путь, ежеминутно оглядываясь и дрожа всем телом при малейшем шорохе.

В казацком же стане шло ликование. Легко досталась им эта победа, не было потеряно ни одного казака, враги же бежали прочь, да еще и сам воевода попал в полон. По нескольку чарок зелья прошло по рукам, сам атаман приказал выдать – он был весел.

Вино сильно оживило казаков, подбодрило их, и развязались языки; над лагерем стоял гул. Запылали снова костры, закипели котлы, с нетерпением поглядывали на них проголодавшиеся после дела казаки.

– Спасибо воеводе,  – говорили некоторые,  – кабы не он, сидели бы мы сложа руки, а теперь, по крайности, кости размяли…