Разведка. «Нелегалы» наоборот - [12]

. В 1943 г. он разбился в авиакатастрофе в Северной Африке, возвращаясь из Лондона в Москву, став таким образом единственным погибшим офицером из числа сотрудников центральных аппаратов спецслужб – кураторов операции «Ледоруб»[66].

В Москве, как мы помним, переговоры вели люди, представлявшиеся псевдонимами: генерал «Николаев» и тогда еще полковник (но потом тоже генерал) «Осипов». Про «Николаева», который поставил свою подпись под «Записью» и «Предварительным планом», уже здесь объясним, что он был Василий Михайлович Зарубин (1894–1972), которого вскоре отправили резидентом НКВД в США. Там он действовал под созвучной фамилией «Зибулин» сначала под прикрытием должности вице-консула СССР в Нью-Йорке, а потом 2-го секретаря посольства в Вашингтоне[67]. В Москве на хозяйстве, как куратором выполнения соглашения НКВД-SOE, остался «Осипов», чью истинную личность мы раскроем в главе про операцию «Арарат». В Лондон поехал Иван Чичаев, о котором мы подробнее расскажем в главе «Секции связи».

Пока же – одно важное отступление.

Уругвайская «вспышка»

Если, как мы, много лет работать с архивными материалами и читать тонны мемуаров, то в какой-то момент твои герои кажутся тебе уже добрыми знакомыми. Это наверное, нормально и даже желанно. Но в какой-то момент начинают мерещиться связи даже там, где их не должно быть. Ну, например.

…Год 1928-й. В Москве проходит первая Всесоюзная спартакиада, задуманная как альтернатива «буржуазным» Олимпийским играм. Составная часть Спартакиады – «красный мундиаль» по футболу. Звезда этого «мундиаля» – команда «Красной Федерации спорта» Уругвая, ставшая вице-чемпионом Спартакиады. Пожалуй, самый занятный газетный отчёт – о матче Уругвай – Украина. Газета «Правда» писала: «…На пятнадцатой минуте второго тайма вратарь Украины Норов, спасая команду от гола, бросается в ноги уругвайскому нападению. Благодаря быстрому и резкому темпу игры центр-форвард Уругвая налетел на Норова и невольно нанес ему очень сильный удар в грудь и челюсть. Норова вынесли с поля в бессознательном состоянии. На двадцатой минуте без чувств выносят игрока уругвайской команды»[68].

При чём тут разведка? Минуточку терпения.

Итак, ещё в отчётах о пребывании этой рабочей сборной Уругвая в СССР находим занятные детали, связанные с профессиональной и партийной принадлежностью южноамериканских футболистов. Согласно записям в архиве Спортинтерна (спортивное «крыло» Коминтерна), в Москву тогда приехала команда из уругвайского Монтевидео в составе, в частности, слесаря, вулканизатора шин, трех каменщиков, двух сапожников, столяра, маляра, типографского наборщика, ломового извозчика, водопроводчика и продавца газет[69]. При этом когда у уругвайцев было еще и турне по Волге и Дону, то газета «Нижегородская коммуна» специально сосчитала, что в составе южноамеркианской команды – восемь членов компартии[70]. Но вот когда в материалах Коминтерна дело доходит до фамилий уругвайских игроков, то уже ты сам получаешь «удар в грудь и челюсть». К игрокам – членам комсомола в документах Коминтерна отнесены игроки Мажо, Ландера, но и некто с совсем не креольской фамилий «Кравченко Е.»[71].

Возможно, опечатка. Но если обладать многими «лишними знаниями», так и хочется предположить, что уже в 1928 г. мы видим в документах Спортинтерна то, о чём известно о «Красной капелле». А именно у Леопольда Треппера было два офицера советской военной разведки, которые передвигались по Старому Свету начального периода Второй мировой войны под видом как раз нейтралов-уругвайцев. Это те, кого Треппер называет «Михаилом Макаровым» и «Виктором Сукуловым». Они жили в Европе по уругвайским паспортам на имена, соответственно, «Карлос Аламо» и «Винсенте Сиерра»[72].

И тут сразу так и хочется задать вопрос: не был ли «Кравченко Е.» одним из них? Не был ли он слушателем разведшколы, которого приставили к простодушным уругвайцам (слесарю, каменщикам, ломовому извозчику и т. д.), чтобы отшлифовать тот диалект испанского языка, на котором говорят на берегах Ла-Платы, и набраться уругвайских манер? Разберем эту ситуацию.

Возьмём паспорт № 4643, выданный уругвайским консульством в Нью-Йорке на имя Винсента Сьерра, родившегося 3 ноября 1911 г.[73] По такому паспорту в Европе жил тот, кого Треппер в своей книге «Большая игра» называет «Виктором Сукуловым», но на самом деле Анатолий Маркович Гуревич. Паспорт был подобран хорошо. Сам Гуревич родился в Харькове всего на два года позже, чем «Сьерра»: 7 ноября 1913 г. А значит, на момент проведения Спартакиады в Москве (когда рядом с уругвайской сборной по футболу появляется «Кравченко Е.») ему было 14 лет. Мог он в этом возрасте играть во взрослой команде? С натяжкой. А учиться в разведшколе? Даже в СССР – нет.

Второго своего «уругвайца» Треппер, кстати, сразу называет правильным именем. «Карлос Аламо» – на самом деле Макаров, Михаил Варфоломеевич Макаров. Родился в деревне Тетюши Казанской губернии в 1915 г. То есть на момент истории с «Кравченко Е.» на Спартакиаде был ещё младше.

Однако, не называя имён, Треппер пишет ещё о четырех «уругвайцах» в «Красной капелле». Может, один из них и был таинственным «Кравченко Е.»? Здесь простор для предположений шире. Особенно учитывая тот факт, что за три года до Спартакиады, в 1925 г., во французскую компартию вступает некто Робер Бек, чьё имя не раз и не два всплывёт в той главе нашей книги, что будет посвящена первой же совместной операции спецслужб СССР и Британии операции «Ледоруб-I». А жена Бека… Когда её освободят из концлагеря Маутхаузен, в её деле аккуратно запишут: родилась 22 сентября 1902 г. в Монтевидео