Разведка и Кремль (Записки нежелательного свидетеля): Рассекреченные жизни - [200]

В 1991 году органы военной юстиции пришли к заключению, что дело Абакумова было сфабриковано и, хотя он нес ответственность за незаконные репрессии, он не был виновен в государственной измене или преступлениях против партии. Военная прокуратура рекомендовала изменить статью обвинительного приговора, на основе которого он был осужден к расстрелу. Истинное преступление Абакумова заключалось в превышении власти и фальсификации уголовных дел, и в соответствии с законом того времени мера наказания — расстрел — полагалась та же. Это заключение означало, что те, кто стоял на верхней ступеньке власти, над Абакумовым, были виновны в названных преступлениях в не меньшей степени, чем он.

Военная прокуратура по-новому подошла к моему делу и Эйтингона. Материалы доказывали, что мы не фабриковали фальшивых дел против «врагов народа». Официальные обвинения, что мы являлись пособниками Берии в совершении государственной измены, планировании и осуществлении террористических актов против правительства и личных врагов Берии, были опровергнуты документально.

После августовских событий 1991 года и распада СССР, незадолго до ухода в отставку, главный военный прокурор прекратил наши дела и заявил: если бы я не реабилитировал вас, архивные материалы показали бы, что я еще один соучастник сокрытия правды о тайных пружинах борьбы за власть в Кремле в 30–50-х годах. Он подвел черту в нашем деле и подписал постановление о реабилитации Эйтингона и меня.

После крушения КПСС моя реабилитация больше не являлась делом политической конъюнктуры, а стала всего лишь рядовым эпизодом в период распада Советского Союза. Военная юстиция не должна была больше испрашивать указаний высших руководителей страны, как ей вести мое дело. К власти пришло новое поколение. И хотя оно выросло при прежнем режиме, нынешние руководители не были замешаны в зверствах Сталина и Хрущева, бывших авторитарных правителей страны. Имя Хрущева, активно использовавшееся в начале перестройки, потеряло свою привлекательность. В сложной обстановке после распада СССР, порожденной отсутствием политической культуры, ненависть по отношению ко мне сохраняют только те, кто предпочел бы, чтобы люди, знающие действительные обстоятельства трагедии и героики прошлого, молча ушли из жизни. Они открыто стремятся присвоить себе монопольное право на трактовку событий нашего прошлого. Хотя большинство из них скомпрометировали себя тем, что в 1960–1990 годах сознательно преподносили обществу грубо сфальсифицированные объяснения мотивов и механизма сталинских репрессий и крупных событий в нашей внутренней и внешней политике.

Советский Союз, которому я был предан всей душой и за который был готов отдать жизнь, ради которого старался не замечать творившихся жестокостей, оправдывая их стремлением превратить страну из отсталой в передовую, во благо которого провел долгие месяцы вдали от Родины, дома, жены и детей — даже пятнадцать лет тюремного заключения не убили моей преданности, — этот Советский Союз прекратил свое существование. И лишь когда СССР, некогда гордая сверхдержава, распался, я наконец был восстановлен в своих гражданских правах и мое имя вернулось на свое законное место в истории.

Я надеюсь, что мой рассказ поможет нынешнему поколению занять взвешенную, свободную от конъюнктуры и экстремизма позицию в оценке нашего героического и трагического прошлого.

Приложение

Письмо Орлова (Никольского) наркому внутренних дел Ежову с объяснением причин своего бегства на Запад в 1938 году.

В приложении к письму Ежову Орлов в случае преследования угрожает раскрыть известную ему агентуру (см. пп. 5, 6, 9). При выдаче архивных материалов Служба внешней разведки зачеркнула кодовые имена агентов, участвовавших в похищении генерала Миллера, ликвидации троцкистов в Испании, и упоминание о нелегальном пребывании Зарубина и его жены в Западной Европе.

Директивы Сталина Молотову от 9 ноября 1940 гола для переговоров с Гитлером и Риббентропом по желательному разделу сфер влияния между Германией и СССР в Европе и Азии и об отношениях с США и Китаем. Директивы записаны Молотовым собственноручно.

Спецсообшение НКГБ о вербовке немцами начальника разведки штаба Де Голля и о перехвате переписки английской дипломатической службы в Москве. На сообщении пометка Журавлева — начальника немецкого направления разведки НКГБ.

Отзыв академика Кикоина на полученные по линии советской разведки американские материалы по атомной бомбе.

Дешифрованная в 1947–1953 голах американскими спецслужбами телеграмма руководства советской разведки резидентуре в Нью-Иорке, предписывающая восстановить связь с источником «Вексель» — директором «индейской резервации», т.е. лаборатории по созданию атомной бомбы в Лос-Аламосе. Под кодовым именем «Вексель» в оперативной переписке проходил Роберт Оппенгеймер. В опубликованных американскими спецслужбами телеграммах вычеркнуты имена источников, которые, по их мнению, раскрывать пока не следует.

Постановление Государственного Комитета Обороны (ГКО) об организации работ по созданию атомной бомбы.

Отчет отдела «С» о встрече с Нильсом Бором. Ответы на вопросы содержали секретную информацию, не вошедшую в опубликованный в США отчет Комиссии Смита, который Бор официально передал советским специалистам.