Разведка была всегда... - [9]

Однако настоящая борьба была ещё впереди. Ярополк был слишком силён, и хорошо усвоившие прошлые уроки новгородский князь и его энергичный, предприимчивый дядя тщательно готовились к решительному столкновению, стараясь всё предусмотреть.

Вот что сказано в татищевской «Истории Российской» на основе текстов Иоакима Корсунянина о событиях, которые последовали за взятием Полоцка дружинами Владимира и Добрыни: «Ярополк, известяся о сём, печален бысть». Он «посла к брату увесчевати. Посла же и воинство во кривичи, да воспретит Владимиру воевати. Владимир, слышав сие, убояся, хотел бежати ко Новуграду, но вуй его Добрыня, видя, что Ярополк нелюбим есть от людей, зане христианам даде волю велику, удержа Владимира и посла в полки Ярополчи з дары к воеводам, водя их ко Владимиру».

Не знаю, как отнестись к рецидиву неврастении у Владимира, а в остальном всё, по крайней мере, достаточно правдоподобно. И топот конницы Ярополка по землям радимичей и кривичей, и неслышная поступь агентов Добрыни, пробирающихся во вражеский лагерь с важным заданием, выполнение которого обеспечило бы полководцу Владимира победу и возможность в дальнейшем держать руку на пульсе старшего Святославича. Можно предположить, что разведчики отчасти повторили при этом хитрость вещего Олега — натянули личины гостей (купцов), иначе проникнуть в военный стан с грузом «даров» да ещё искать там нужных людей было бы немыслимо. Иоакимовская летопись характеризует Добрыню как человека, не зря евшего хлеб начальника княжеской разведслужбы. Продумывая наиболее эффективные способы вербовки, вернее, виды «наживок», на которые лучше всего клюёт рыба благородных кровей, он, очевидно, решил ловить сразу на два крючка (может быть, его опыт кому-нибудь ещё пригодится?) — и материального и духовного соблазна, обнаружив тонкое понимание человеческой природы и способность сыграть не только на низких, но и на высоких струнах. Добрыня искал в стане противника не только платных осведомителей и пособников, но и единомышленников. Прежде всего среди «дядек»-воевод. И не ошибся в своих расчётах: «Оные же (воеводы. — Авт.), яко первее рех, не правяху Ярополку (не служили ему правдой, — Авт.) и яшася предати полк Владимиру. Тогда Добрыня со Владимиром иде на полки Ярополчи». И победил «не силою, не храбростию, но предательством воевод ярополчих».

СКАЗАНИЕ О ПЕРВОМ «ПЕРЕВЕТНИКЕ»

Предателей на Руси величали переветниками. «Держать перевет» означало «ссылаться с врагом, посылать ему вести, перебегать к нему», — словом, «изменять». Киевский летописец этого термина ещё не знал, но выразился резко, заклеймив Блуда и ему подобных как людей «неистовых» и «горших (то есть ещё более мерзких) бесов».

Однако писаного закона в Русской земле тогда, кажется, ещё не существовало. Либо он нам неизвестен. Правда Ярослава — древнейшая часть Русской Правды — возникнет почти полстолетия спустя. И ни в ней, ни в Правде Ярославичей, ни в законодательстве XII века ничего насчёт подобных преступлений сказано не будет. Соответствующая «статья» впервые (если судить по сохранившимся памятникам) появится в «Псковской Судной Грамоте», которая создавалась на протяжении XIII — XV веков. Если же письменного закона не было, то как же прикажете судить? Ну а брань (моральное осуждение) всяких там древних историков, она же на вороту не виснет... Может быть, так и рассуждал Блуд, внимательно слушая речи пробравшихся в Киев для встречи с ним агентов, которых летописец именует послами (свидетельство неразработанности специальной терминологии на этом раннем этапе развития секретных служб). А они были соблазнительны.

«Поприяй ми (поприятельствуй мне. — Авт.), — велел передать Владимир или его воевода от лица князя, — аще убью брата своего, имети тя хочю во отца место, и многу честь возьмёшь от мене; не яз бо начал братью бити, но он; аз же того убоявся придох на нь» (то есть — я, мол, испугался, что он и меня убьёт, поэтому вынужден был сам пойти на него. Логика в таком рассуждении, конечно, была, и Блуд быстро проникся ею, да и посул ведь был презаманчивый!). Впрочем, Блуд, кажется, не впервые получал от Владимира лестные предложения, и вербовка его произошла значительно раньше. Причём, вероятно, не его одного, а с сообщниками. Что касается последних, то их наличие обусловливалось уже самими специфическими особенностями «производства» таких деликатных дел. Вряд ли бы, например, без помощи выполнявших приказы Блуда людей посланцы Добрыни смогли наладить с ним прочный контакт. Да и летописец отметит, что во время осады сам Блуд «ела же к Володимеру часто» (собственных, очевидно, агентов). Возможно, что в своей обличительной филиппике против нечестивца, который «преда князя своего», средневековый книжник не случайно несколько раз употребил множественное число. Если так, то он, разумеется, имел при этом в виду не только мелких сошек, но и людей калибра самого Блуда. Не тех ли, о которых говорилось в Иоакимовской летописи? Не во время ли похода Ярополковой рати к Смоленску и Полоцку попал киевский воевода в расставленные Добрыней сети?