Разведчики - [20]

Взглянув на бледное, с темными кругами под глазами лицо капитана, Булавин произнес:

— У вас очень усталый вид, Виктор Ильич. Похоже, что вы не высыпаетесь.

— Бессонница, товарищ майор.

— Знаю я эту бессонницу, — усмехнулся Булавин. — Безуспешно анатомируете письмо, пришедшее в адрес тети Маши?

— Так точно, товарищ майор, — смущенно улыбнулся капитан. — По виду самая обыкновенная переписка двух сестер, а ведь быть того не может, чтобы в письме Глафиры Добряковой не было какого-то тайного смысла, раз в ее адрес посылает Гаевой свои шифровки. Однако ж пока зацепиться не за что.

Майор снова посмотрел на Варгина и строго произнес:

— Вот что, товарищ капитан: распорядитесь-ка, чтобы немедленно запросили у полковника Муратова разрешение на мой выезд к нему для срочного доклада, и немедленно отправляйтесь спать. И учтите: это не совет, а приказ. Я знаю, вы уже которую ночь не спите, а для разгадки шифров нужна свежая голова.

— Но как же все-таки быть с письмом? — удивился Варгин. — Ведь утром оно должно быть доставлено Марии Марковне. Нельзя держать его у нас так долго. Это может показаться подозрительным Гаевому, так как он, наверное, знает, сколько времени идут к нам письма из области.

— Оно и будет доставлено Марии Марковне завтра утром, — спокойно заметил майор, еще раз пробегая глазами сообщение полковника Муратова.

— Без расшифровки?

— Нет, мы расшифруем его.

— Кто же сделает это, если я буду спать? — Варгин устало потер ладонью лоб, на котором резче обозначились две глубокие морщины.

— Вы же.

Капитан удивленно посмотрел на Булавина:

— Да, кажется, я в самом деле заработался — ничего понять не могу.

— Попробую вам помочь, — улыбнулся Булавин. — Только что получил очень важное сообщение от полковника Муратова. Ему удалось выяснить, что адресат Марии Марковны — ее родная сестра, но к вражеской агентуре она не имеет никакого отношения.

— Так в чем же дело?

— А вы не перебивайте и слушайте дальше. Сестра Марии Марковны, Глафира Марковна Добрякова, престарелая вдова, действительно живет в собственном доме с замужними дочерьми и внучками, как и сообщил нам об этом Семен Алехин. К тому же почти ежедневно навещают ее многочисленные племянники и племянницы. Нет сомнения, что кто-то из них является вражеским агентом.

— Какой же вывод следует из всего этого? — спросил Варгин, предлагая майору папиросы.

Булавин хотел было отказаться, но махнул рукой и жадно закурил.

— Вывод, по-моему, такой, — ответил он, с удовольствием попыхивая сизоватым дымком. — Вражеские агенты очень осторожны. Сами они не ведут никакой переписки, но паразитически пользуются перепиской двух старушек.

— Как Гаевой использует письма Марии Марковны, нам теперь известно, — задумчив заметил капитан, — но как ухитряется делать то же агент, с которым Гаевой ведет переписку?

— А мне кажется, что нетрудно сообразить и это.

Вы же знаете, что письмо Глафиры Добряковой написано той же рукой, что и адрес на конверте. Значит, к тексту письма шпион вряд ли имеет отношение.

— А почему бы не предположить, что и письмо и адрес на конверте написаны кем-нибудь по просьбе Глафиры Добряковой?

— Это предположение отпадает, — возразил Булавин: — по снимку письма Глафиры Марковны, отосланному полковнику Муратову, удалось точно установить, что написано оно лично Добряковой. И наиболее вероятным будет допустить, что шпион мог получить письмо Глафиры Марковны под предлогом оказания ей любезности. То-есть попросту предложил снести его на почту или опустить в почтовый ящик (кстати, полковнику Муратову достоверно известно, что старушка Добрякова почти не выходит из дому). Получив же письмо в руки, шпион без труда мог сделать на нем незаметную шифрованную запись. Я полагаю, что секрет скорее всего где-нибудь на конверте.

— Логически все должно быть именно так, — согласился Варгин. — Я, видимо, совершил ошибку, занимаясь текстом письма и не определив наиболее вероятного места шифрограммы. Теперь, надеюсь, дело пойдет успешнее.

— Не сомневаюсь в этом, — убежденно заявил майор. — Распорядитесь же насчет телеграммы полковнику Муратову, Виктор Ильич, — и немедленно спать. Повторяю — это не совет, а приказание.

— Слушаюсь, товарищ майор.

— А завтра утром… — Майор приподнял слегка рукав кителя, взглянул на часы и добавил, улыбаясь: — «Завтра», оказывается, уже наступило. Ну, в таком случае, сегодня часиков в пять утра вам нужно снова быть на ногах и продолжать начатую работу. Желаю успеха!

В ожидании решения

У полковника Муратова было смуглое, сухощавое лицо с густыми черными, слегка нависшими бровями. Разговаривая, он, не мигая, пристально смотрел в глаза собеседнику, и это всегда неприятно действовало на последнего.

Первое время этот взгляд смущал и Булавина, но со временем он привык к нему. Гораздо более беспокоило его теперь молчание полковника. Майор давно уже изложил ему свои соображения, а Муратов все еще не проронил ни слова.

В кабинете Муратова было настолько тихо, что тиканье небольших настольных часов казалось неестественно громким.

— Значит, вы полагаете, — произнес наконец полковник, все еще не сводя с Булавина пристального взгляда, — что Воеводино обойдется наличным паровозным парком, если даже поток грузов увеличится вдвое?