Разведчик Кент - [13]

Незнакомцы попросили ее в их присутствии беседовать с товарищем студентом на французам и... испанском языках. Только тут А. Гуревич понял, с какой целью его пригласили для беседы. Услышав просьбу москвичей, Мария негромко засмеялась. В ответ на удивленные взгляды присутствующих хохотушка, извинившись, сказала, что вспомнила лекции товарища Гуревича в институте, которые он читал по-испански. Этого неожиданного аргумента оказалось достаточно. Анатолию предложили, не откладывая, сделать несколько своих фотографий для загранпаспорта. При этом был назван адрес конкретного фотоателье. Но больше ничего определенного сказано не было. Лишь короткая фраза: «Ждите, вас известят», застыла в Толиной памяти.

Дни тянулись за днями. Их однообразие не означало скуку: учиться и одновременно преподавать было удивительно интересно. Но какое-то внутренне напряжение, подсознательное ожидание серьезных перемен ощущалось постоянно. Однажды Анатолия прямо с занятий вызвали в канцелярию «статута. «Срочно позвоните домой», – сказали ему. Как выяснилось, домой пришла телеграмма, в которой Анатолия Гуревича извещали о необходимости немедленного прибытия в Москву. Цель – поездка в длительную командировку.

Сборы и прощание с родителями были недолгими. В тот же день, точнее, поздним вечером, «Красная стрела» увезла Анатолия и нескольких его однокашников в Москву.

Родители не знали куда уезжает их сын. А вот догадывались ли? Скорее всего – нет. По рекомендации сотрудников Главразведупра Анатолий сказал им, что уезжает в командировку на Дальний Восток.

В поезде Толя почти не спал. Почему-то разрозненные мысли сами собой стали сплетаться воедино, подводя итог двадцати трем годам прожитой жизни. С чего бы это? Да с того, что поезд в Москву вез его дорогой войны.

Он не был тем суперменом, к литературному образу которого мы сегодня привыкли. Он был талантливым, но не был Богом. Ему постоянно приходилось преодолевать себя: свою лень, свое легкомыслие, а порой и самонадеянность. Сейчас ему предстояло преодолеть чувство надвигавшегося страха, страха перед неизвестностью, именуемой войной. Одно дело – читать о ней, быть наблюдателем, а другое – вариться в ее котле, понимая, что в любой момент можно лишиться того, что дается только единожды – жизни. Романтика, честолюбие, интернациональное воспитание, ощущение юношеских сил и энергии – все это было. Но что-то другое толкало его на риск. И это «что-то» трудно было охарактеризовать одним словом. Скорее, это было состояние какого-то душевного неуюта оттого, что другим людям – плохо. Поэтому легче заставить себя пройти через все, что будет, чем жить, осознавая собственную слабость и даже трусость. Так оно лучше и честнее. Колеса вагона постукивали на рельсовых стыках: пусть будет так, будет так, пусть будет так...

***

В Москве недавно начали работать первые станции метро. Чудно, интересно и очень непривычно. Анатолий и его приятель по «Интуристу» Миша Иванов, тоже прошедший отбор в Испанию, проехали несколько остановок, вышли у Гоголевского бульвара и остаток пути прошли пешком. Нашли дом, адрес которого был указан в телеграмме. В бюро пропусков им без проволочек выписали документы и предложили пройти на второй этаж.

В небольшом кабинете сидел приветливый полковник. Короткая беседа и дальнейший путь. На этот раз недалеко – в Хамовнические казармы, изолированный от взглядов москвичей военный городок, расположенный на окраине столицы. В городке – множество людей. Большинство из них – военные, но встречались и гражданские, в том числе и женщины.

Довольно скоро всех, кто находился в Хамовнических казармах, переодели в однообразные гражданские костюмы, снабдив также демисезонными драповыми пальто и мягкими фетровыми шляпами, которые раньше носить никому из них не приходилось.

Для непривычных к роскоши людей эта одежда казалась верхом элегантности. Лишь спустя несколько недель, находясь в Париже, советские интербригадовцы вдруг осознали, что все они одеты на редкость однообразно. Подобная «маскировка» говорила о неопытности тех служб, которые организовывали это массовое перемещение советских специалистов.

Подготовка к поездке сводилась к бесконечным инструктажам: во Франции в ожидании отправки в Испанию разрешалось перемещаться только группами по 5–6 человек, потому что «могли быть совершены провокации итало-германских спецслужб и троцкистов»; не должно было быть никаких контактов с женщинами, поскольку это, как утверждали инструкторы, «чревато опасными заболеваниями».

Как стало понятно, бывшее для жителей СССР тайным участие советских граждан в войне в Испании, на Западе не являлось ни для кого секретом.

До Франции пришлось добираться морем, поэтому путь за границу лежал через... Ленинград. Это была издевка судьбы: рядом дом, родители, друзья, но о себе им нельзя сообщать даже телефонным звонком.

Осенним днем 1937 года их принял на борт комфортабельный теплоход «Андрей Жданов». Загранпаспорт и внушительная пачка долларов в кармане – явление непривычное, но привыкаешь к ним скоро. Как и к тому, что многие военные, дабы дезориентировать спецслужбы, пересекают границу под вымышленными именами.