Разведчик Четвертого прапора - [21]
Она зачерпнула воды одним ведром, потом вторым, сказала:
- До свидания. И ушла.
А через день-два тоже пришла в казарму за учебными пособиями. С Васей заговорила как со старым знакомым. Тоже спрашивала пленных, откуда они, рабочие или крестьяне. Училась правильно произносить русские слова.
20
О встречах на речке Вася рассказывал Философенко, Усачу, Курскому. Они думали: верить или не верить ему? Где теперь Советская Армия?
Тем временем колонна закончила работу и в деревне вела. Однажды утром старший офицер дал команду готовиться в путь. Среди пленных пошли тревожные разговоры: куда повезут? К новому месту работы? Или опять в концлагерь?
Некоторые пытались спросить у солдат. Тем более что незадолго до этого почти весь конвой заменили. Молодых отослали на фронт. На их место прибыли ограниченно годные по ранениям, старики, больные. Германия исчерпала людские ресурсы. Пленные думали: может, эти будут чуть помягче, рассудительней? Но новые конвоиры сами боялись русских. На каждую попытку заговорить отвечали криком, угрозами. По действиям офицеров тоже ничего нельзя было понять.
Перед самым отъездом колонны снова пришел Ироушек.
- Не можно не попрощаться с господами офицерами, - говорил он, как всегда приподнимая шляпу и раскланиваясь.
Он опять шутил, угощал немцев сигаретами, даже помогал им укладывать чемоданы на повозки.
Васю тоже заставили носить немецкие вещи. Около одной из подвод он и Ироушек оказались вдвоем.
- Василь, - заговорил чех. - Времени у нас нет. Передай своим товарищам. Вы поедете недалеко. Там тоже будете возить лес. Пусть ваши не беспокоятся. Но вам надо бежать. Здесь хорошие люди. Они укроют вас в горах. Там дождетесь Советску Армаду. Приводите больше пленных...
Чех сказал правду. Русских перегнали в соседнюю деревню Рехембург, расположенную в десяти километрах от Белы, и снова заставили рубить и вывозить лес.
Усач, Курский и Философенко стали заговаривать с пленными о том, что здесь, наверно, тоже есть партизаны. Как в России. Пора кончать лесозаготовки. Не век же, в самом деле, грузить для фюрера древесину...
Некоторые отмалчивались. Не решались. Другие сомневались в успехе. Край чужой. Не знаешь ни языка, ни местности. Кругом расклеены приказы: расстреливать не только беглецов, по и их укрывателей.
- Нет, - вздыхали они, - видно, пили, браток, дровишки да не думай ни о чем, пока жив.
Пожилые пленные, обрадованные тем, что их перегнали не в концлагерь, ссылались на года:
- Куда уж нам! Дождемся наших здесь. Если придут...
Но большинство соглашались с полуслова.
- Да. Неплохо бы податься к партизанам. Мы готовы. Командуйте.
Настроение пленных после таких разговоров менялось. Загорались надеждой глаза, выпрямлялись согнутые спины. Люди вдруг особенно ясно увидели, как изменилось многое под ударами нашей армии с востока. У гитлеровцев уже не было спеси начала войны. Охранники часто ходили понурые. Видать, боялись, что их тоже отправят на фронт.
Иван Муха однажды не сдержался - не сумел скрыть своих чувств.
У него, как у остальных пленных, сильно износилась одежда. Брюки порвались. Засаленная рубаха, которую он надевал прямо на голое тело, сгорела от пота.
И вот утром на конюшне пожилой австриец, что был в русском плену, молча бросил ему свой поношенный китель, Иван надел его.
Австриец довольно улыбался:
- Гут, гут, Иван...
- Ладно, - без особой радости ответил Муха.
В этот момент он увидел на гимнастерке фашистский знак - хищный орел с распростертыми крыльями и свастикой над головой. Иван потемнел.
- А это что? - указал он на эмблему.
- Гитлер. Империя. Орель! - значительно поднял палец охранник.
Муха рванул эмблему с груди и бросил ее в навоз.
- Гитлер капут!
Австриец даже присел от ужаса!
- Глюпий руськи мальчишка, - зашипел он, оглядываясь по сторонам. Узнает господин официр - Ванька будет капут.
Муха отмахнулся и пошел отвязывать коня. А конвоир то оглядывался по сторонам, то изумленно качал вслед ему головой.
Пленные гадали: скажет начальству или нет?
Не сказал.
Пленных разместили на окраине Рехембурга. По одну сторону их казармы располагались жандармерия и почта. По другую - парикмахерская, по-чешски голичстви. Напротив стояла пустая трехэтажная школа. Рядом с ней лесопилка. Нижний этаж ее немцы заняли под конюшню. В жилой половине второго этажа расположились сами.
С крыльца своего заведения парикмахер не раз смотрел, как немцы гонят русских пленных на работу или обратно. Однажды предложил господам офицерам свои услуги. Когда постриг и побрил их - попросил разрешения постричь, для порядка, и пленных.
- Клиентов, увы, мало. Времена тяжелые. Я целыми днями смотрю в небо...
Старший офицер согласился. После этого немцы каждый вечер водили в парикмахерскую по небольшой группе русских. Чех не спеша звенел ножницами, скоблил почерневшие изможденные лица бритвой и, как все парикмахеры мира, разговаривал с клиентом. Кто? Откуда? Давно ли в Чехии?
- У нас хорошая осень. А в России, просим вас, уже снег? Везде? Что вы говорите? А голичи там тоже есть? Такие же? А, просим вас, инструмент там хуже или лучше?
В ряду величайших сражений, в которых участвовала и победила наша страна, особое место занимает Сталинградская битва — коренной перелом в ходе Второй мировой войны. Среди литературы, посвященной этой великой победе, выделяются воспоминания ее участников — от маршалов и генералов до солдат. В этих мемуарах есть лишь один недостаток — авторы почти ничего не пишут о себе. Вы не найдете у них слов и оценок того, каков был их личный вклад в победу над врагом, какого колоссального напряжения и сил стоила им война.
Франсиско Гойя-и-Лусьентес (1746–1828) — художник, чье имя неотделимо от бурной эпохи революционных потрясений, от надежд и разочарований его современников. Его биография, написанная известным искусствоведом Александром Якимовичем, включает в себя анекдоты, интермедии, научные гипотезы, субъективные догадки и другие попытки приблизиться к волнующим, пугающим и удивительным смыслам картин великого мастера живописи и графики. Читатель встретит здесь близких друзей Гойи, его единомышленников, антагонистов, почитателей и соперников.
Автобиография выдающегося немецкого философа Соломона Маймона (1753–1800) является поистине уникальным сочинением, которому, по общему мнению исследователей, нет равных в европейской мемуарной литературе второй половины XVIII в. Проделав самостоятельный путь из польского местечка до Берлина, от подающего великие надежды молодого талмудиста до философа, сподвижника Иоганна Фихте и Иммануила Канта, Маймон оставил, помимо большого философского наследия, удивительные воспоминания, которые не только стали важнейшим документом в изучении быта и нравов Польши и евреев Восточной Европы, но и являются без преувеличения гимном Просвещению и силе человеческого духа.Данной «Автобиографией» открывается книжная серия «Наследие Соломона Маймона», цель которой — ознакомление русскоязычных читателей с его творчеством.
Работа Вальтера Грундмана по-новому освещает личность Иисуса в связи с той религиозно-исторической обстановкой, в которой он действовал. Герхарт Эллерт в своей увлекательной книге, посвященной Пророку Аллаха Мухаммеду, позволяет читателю пережить судьбу этой великой личности, кардинально изменившей своим учением, исламом, Ближний и Средний Восток. Предназначена для широкого круга читателей.
Фамилия Чемберлен известна у нас почти всем благодаря популярному в 1920-е годы флешмобу «Наш ответ Чемберлену!», ставшему поговоркой (кому и за что требовался ответ, читатель узнает по ходу повествования). В книге речь идет о младшем из знаменитой династии Чемберленов — Невилле (1869–1940), которому удалось взойти на вершину власти Британской империи — стать премьер-министром. Именно этот Чемберлен, получивший прозвище «Джентльмен с зонтиком», трижды летал к Гитлеру в сентябре 1938 года и по сути убедил его подписать Мюнхенское соглашение, полагая при этом, что гарантирует «мир для нашего поколения».
Мемуары известного ученого, преподавателя Ленинградского университета, профессора, доктора химических наук Татьяны Алексеевны Фаворской (1890–1986) — живая летопись замечательной русской семьи, в которой отразились разные эпохи российской истории с конца XIX до середины XX века. Судьба семейства Фаворских неразрывно связана с историей Санкт-Петербургского университета. Центральной фигурой повествования является отец Т. А. Фаворской — знаменитый химик, академик, профессор Петербургского (Петроградского, Ленинградского) университета Алексей Евграфович Фаворский (1860–1945), вошедший в пантеон выдающихся русских ученых-химиков.