Разум убийцы. Как работает мозг тех, кто совершает преступления - [17]

Полиция приписала ему другие нападения на женщин в районе Северного Кента, произошедшие в один день. Сначала он подошел к 44-летней Ширин Нур сзади, схватил ее сумку и руку, а затем потянул за волосы так сильно, что вырвал целый клок. Юноша протащил ее метров 15 в направлении лесистой местности, а затем убежал.

Через 20 минут Уотсон напал на следующую жертву, 78-летнюю Дениз Уоллес. Когда он подошел к женщине сзади и зажал ей рот рукой, она сильно укусила его за пальцы, что заставило преступника отпустить жертву и убежать. Позднее, в 17:25, он набросился на 51-летнюю Тину Харрис, но получил удар в лицо. Подозреваемый схватил ее сумку и побежал в направлении дороги с круговым движением.

Через некоторое время в тот же день произошло убийство. Кьяра Леонетти ехала домой на 492-м автобусе от Бекслихита до Футс-Крея, но вышла раньше. К несчастью, она решила воспользоваться не тем маршрутом, что обычно, потому что погода была теплой. В 17:51 ей позвонила подруга из Милана. Кьяра сняла трубку, но ее приятельница услышала крики, плач и звук нажатия кнопок на телефоне.

Тело девушки было найдено на следующий день.

Все, что я узнал, только укрепило мнение о том, что убийца действовал хаотично и импульсивно, а не расчетливо и продуманно. Мужчина не планировал все заранее, а воспользовался случайной встречей. Я уже продумывал вопросы для экспертизы.

На следующей неделе я поехал на психиатрический опрос Ли Уотсона, находившегося в Белмарше, одной из восьми британских тюрем максимально строгого режима. Она была возведена на месте болота рядом с Темсмидом и насосной станцией в Кросснесс. Мрачное и внушительное, но современное кирпичное здание тюрьмы было построено по американской модели, чтобы сэкономить на услугах архитектора.

Некоторые из самых закаленных тюремных надзирателей (в Белмарше таких немало) относятся к приходящим психиатрам пренебрежительно и подозрительно. Мы помогаем как обвинению, так и защите лучше разобраться в деле, но надзиратели часто видят в нас людей, которые могут «переманить» заключенных в уютную больницу, хотя они должны оставаться за решеткой. Это означает, что нас встречают безо всякой радости и нередко мы приезжаем зря. «Простите, док, – говорят нам. – Он не хочет вас видеть и отказывается выходить из камеры». Позднее мы можем узнать от обеспокоенного адвоката, что его клиент с нетерпением ждал нашего визита, но никто так и не постучал в дверь камеры.

Теперь я стал более настойчивым в таких ситуациях: прошу проводить меня к камере и, если мне в этом отказывают, требую встречи с начальником тюрьмы. Конечно, обстоятельства постоянно меняются, и мне приходится подстраиваться (способность адаптироваться – еще одно важное качество для моей профессии). Мне не раз приходилось проводить опрос параноидальных и агрессивных заключенных, стоя за дверью камеры или за спиной надзирателя в полном защитном обмундировании. Бывает, дать оценку просто невозможно – например, если заключенный отказывается сотрудничать или у него острый психотический эпизод (в таком случае он может лежать на полу камеры, измазанный собственными фекалиями, и ни на что не реагировать). В таких ситуациях мне приходится основываться только на собственных наблюдениях и рассказах других людей о поведении пациента.

Показав документ о назначенной встрече и пройдя через главные ворота Белмарша, я оставил в шкафчике часы, ключи и кошелек, с собой взял только бумагу и две ручки (канцелярские скрепки и зажимы запрещены). Досмотр, немного более тщательный, чем в аэропорту, включал проход через арочный металлодетектор, проверку ручным металлоискателем и прощупывание. Мне пришлось снять запонки, ремень и обувь. После этого я терпеливо ждал проводника в лице тюремной медсестры. Мы пересекли двор, патрулируемый кинологами в черной униформе и с рациями. Немецкие овчарки натягивали поводки.

Это место вселяло страх и паранойю. Когда я оказался там впервые, мне в голову пришла мысль о том, выйду ли когда-нибудь оттуда. Я боялся, что на меня сфабрикуют дело или задержат за какой-нибудь незначительный проступок. Как обычно, автозаки ждали заключенных, словно такси строгого режима. Хотя со стороны может показаться, что в тюрьме с 1500 преступниками практически ничего не происходит, в лондонском следственном изоляторе совершается около 100 передвижений ежедневно: заключенные едут в суд и возвращаются оттуда, их перевозят в другие тюрьмы, из суда поступают «свежие» осужденные.

Заключенному присваивают номер, и все его личные вещи убирают в мешки и переписывают. Затем ему выдают тюремную одежду: обычно это мешковатый серый или красный комбинезон (цвет зависит от тюрьмы). После этого преступник проходит быстрый медицинский осмотр, который проводит медсестра. Когда все необходимые формы будут заполнены, терапевт примет всех осужденных с серьезными проблемами со здоровьем. Примерно треть заключенных зависима от алкоголя или наркотиков и нуждается в режиме детоксикации, который позволит избежать припадков и других проблем.

Обычно пациентов с серьезными психическими расстройствами и тех, кто представляет большую опасность для окружающих, сразу ведут в одиночные камеры, расположенные в медицинском центре, где за ними будет установлено пристальное наблюдение. На каждого заключенного заводят медицинскую карту в оранжевой обложке. В 2003 году к ней мог прилагаться файл «2052СП» («СП» означает «самоповреждение»). Медицинский центр состоит из пары палат на 10 коек, где под наблюдением находятся пациенты с неопасными психическими заболеваниями, а также больные с серьезными физическими проблемами, например сломанными ногами. Пациенты, представляющие опасность для окружающих, содержатся в одиночных камерах с видеонаблюдением. Персонал медицинских центров представляет собой медсестер в униформе и тюремных надзирателей. После нажатия на тревожную кнопку в центр уже через несколько секунд прибегает группа быстрого реагирования из физически крепких надзирателей.