Разум и природа - [81]
Дочь: А, так значит книга об этом?
Отец: Понимаешь, они проповедуют веру и отречение. А я стремлюсь к ясности. Ты можешь сказать, что вера и отречение необходимы для поиска ясности. Но я старался избегать такой веры, которая прикрывала бы прорехи в ясности.
Дочь: И что дальше?
Отец: Ну, были ключевые моменты. Один из них — когда я понял, что идею Фрейзера о магии поставили с ног на голову и вывернули наизнанку. Ты знаешь, принято считать, что религия выросла из магии, но я думаю, что было наоборот: магия — это выродившаяся религия.
Дочь: Но во что же ты не веришь?
Отец: Ну, например, я не верю, что первоначальной целью танца «заклинания дождя» было желание заставить «кого-то» послать дождь. Я подозреваю, что это — выродившееся и ложное понимание гораздо более глубокой религиозной потребности — утвердить свое членство в том, что можно назвать экологической тавтологией, вечными истинами жизни и природы.
У людей всегда была тенденция — почти потребность — вульгаризировать религию, превратить ее в развлечение, политику, магию или «власть».
Дочь: А телепатия? А материализация? А переживания вне тела? А спиритуализм?
Отец: Все это симптомы, неудачные попытки спастись какими-нибудь уловками от грубого материализма, который становится невыносимым. Чудо — это попытка материалиста спастись от собственного материализма.
Дочь: Но разве нет выхода? Я не понимаю.
Отец: Нет, нет. Видишь ли, магия — это всего лишь разновидность псевдонауки. И подобно прикладной науке она всегда предлагает возможность управления. Поэтому ты не избавишься от этого способа мышления с помощью последовательностей, в которые этот способ мышления уже встроен.
Дочь: Как же ты выйдешь из положения?
Отец: Вот как. Ответ грубому материализму не в чудесах, а в красоте — или, напротив, в уродстве. Небольшой отрывок из симфонии Бетховена, какая-нибудь вариация по Гольдбергу [Фортепианное произведение И.С. Баха. — Прим. перев.], какой-нибудь организм, кошка или кактус, двадцать девятый сонет или морские змеи Старого Моряка. Ты помнишь, он «благословил их, не зная», а потом Альбатрос упал с его шеи в море [См. «Поэму о старом моряке» С.Т. Колриджа (1772–1834). — Прим. перев.].
Дочь: Но ты не написал этой книги. Ты ее должен был бы написать. Книгу об Альбатросе и Симфонии.
Отец: Ну, да. Но, понимаешь, я не мог этого сделать. Вначале надо было написать эту книгу. Теперь, после всего этого обсуждения разума, тавтологии, имманентных отличий и тому подобных вещей я начинаю чувствовать себя готовым к симфониям и альбатросам …
Дочь: А что дальше?
Отец: Это невозможно. Понимаешь, нельзя отобразить красоту-и-уродство на плоский лист бумаги. Конечно, рисунок может быть прекрасен и на плоском листе бумаги, но я говорю не об этом. Вопрос в том, на какую поверхность следует отображать теорию эстетики. Если бы ты задала мне этот вопрос, то сегодня я попытался бы на него ответить. Но два года назад, когда эта книга еще не была написана, я не мог бы этого сделать.
Дочь: Хорошо. Как же ты ответил бы сегодня?
Отец: Ко всему прочему, есть еще сознание, которое я в этой книге не затронул, или затронул всего пару раз. Сознание и эстетика — два больших нетронутых вопроса.
Дочь: Но в библиотеках целые комнаты забиты книгами о этих «нетронутых» вопросах.
Отец: Нет, нет. Не затронут вот какой вопрос: на какую поверхность следует отображать «эстетику» и «сознание».
Дочь: Я не понимаю.
Отец: Я хочу сказать, что и «сознание» и «эстетика» (что бы эти слова ни означали) — это либо свойства, присущие всем разумам (в том смысле, как разум определен в этой книге), или они — побочный результат, поздние замысловатые порождения этих разумов. В любом случае, первичное определение разума должно включать в себя теории эстетики и сознания. На это первичное определение и должен отображаться следующий шаг. Терминология, относящаяся к красоте-и-уродству, и терминология, относящаяся к сознанию, должны быть выведены из идей (или отображены на идеи), изложенные в этой книге, или подобные им. Это так просто.
Дочь: Просто?
Отец: Да, просто. Я имею в виду, что просто и ясно то, что надо сделать. Я не хочу сказать, что это будет просто сделать.
Дочь: Ну, и как бы ты начал?
Отец: Il n’y a que le premier pas qui coûte. Труден только первый шаг.
Дочь: Хорошо, но все-таки скажи. С чего бы ты начал?
Отец: Должна быть какая-то причина, по которой на эти вопросы так никогда и не нашли ответа. Понимаешь, ключом к этой проблеме мог бы стать для нас исторический факт, что так много людей пыталось это сделать и никто не сумел. Ответ, вероятно, каким-то образом прячется. Должно быть, сама постановка таких вопросов всегда сбивает с толку, ведет человека к химерам. Это ложный след.
Дочь: И что?
Отец: Давай посмотрим на трюизмы «школьника», собранные в этой книге, чтобы выяснить, не скрываются ли в одном или в нескольких из них ответы на вопросы о сознании и эстетике. Я уверен, что человек, стихотворение, кастрюля… пейзаж…
Дочь: Почему бы тебе не составить список этих, как ты их называешь, трюизмов «школьника»? Тогда мы могли бы примерить к этому списку идеи «сознания» и «красоты».
Миру потребовалось 2500 лет, чтобы решить задачи, предложенные Аристотелем и сформулированные Декартом. Решить новые проблемы отнюдь не легче, чем старые. На место старых загадок встали новые. «Ангелы страшатся» является попыткой охарактеризовать и выделить некоторые из них, сделать их более понятными и, возможно, разработать некоторые дефиниции для новых проблем….
Грегори Бейтсон (1904-1980) - выдающийся мыслитель 20 века, философ, эколог, кибернетик и системный теоретик. Его книга "Шаги в направлении экологии разума" впервые вышла на языке оригинала в 1972 году, неоднократно переиздавалась и стала культовым интеллектуальным бестселлером в англоязычном мире.В этой книге Г.Бейтсон намечает подходы к решению поставленной им широкомасштабной задачи по ревизии и модификации фундаментальных основ гуманитарного знания в свете современных положений кибернетики , теории информации и теории систем, а также созданию новой синтетической науки о живом, которую он назвал "экология разума".
В этой книге Шошана Зубофф описывает и объясняет причины возникновения феномена, который она называет «надзорным капитализмом». Ставки как никогда высоки: глобальная архитектура модификации поведения угрожает сделать с человеческой природой в XXI веке то же, что промышленный капитализм сделал с окружающей средой в XX веке. Зубофф показывает последствия распространения надзорного капитализма из Кремниевой долины во все сектора экономики. Необычайное богатство и власть накапливаются на новых «рынках поведенческих фьючерсов», где делаются и продаются предсказания относительно нашего поведения и где производство товаров и услуг подчинено новым «средствам модификации поведения». Угрозу теперь представляет не тоталитарное государство, а повсеместно распространенная цифровая архитектура.
В книге дается обзор концепции французского мыслителя Анри Бергсона (1859–1941), классика западной философии XX века, лауреата Нобелевской премии по литературе (1927). Подробно исследуется эволюция взглядов А. Бергсона – от философской психологии, развитой в ранних работах, до этико-религиозной концепции, изложенной в «Двух источниках морали и религии» (1932); рассматриваются некоторые аспекты рецепции учения Бергсона в России в конце XIX – первые два десятилетия XX в. В книге, содержащей элементы жанра философской биографии, использован новый фактографический материал.
Серия «Фигуры Философии» – это библиотека интеллектуальной литературы, где представлены наиболее значимые мыслители XX–XXI веков, оказавшие колоссальное влияние на различные дискурсы современности. Книги серии – способ освоиться и сориентироваться в актуальном интеллектуальном пространстве. Неподражаемый Славой Жижек устраивает читателю захватывающее путешествие по Событию – одному из центральных концептов современной философии. Эта книга Жижека, как и всегда, полна всевозможных культурных отсылок, в том числе к современному кинематографу, пестрит фирменными анекдотами на грани – или за гранью – приличия, погружена в историко-философский конекст и – при всей легкости изложения – глубока и проницательна.В формате a4.pdf сохранен издательский макет.
Главная тема книги — человек как субъект. Автор раскрывает данный феномен и исследует структуры человеческой субъективности и интерсубъективности. В качестве основы для анализа используется психоаналитическая теория, при этом она помещается в контекст современных дискуссий о соотношении мозга и психической реальности в свете такого междисциплинарного направления, как нейропсихоанализ. От критического разбора нейропсихоанализа автор переходит непосредственно к рассмотрению структур субъективности и вводит ключевое для данной работы понятие объективной субъективности, которая рассматривается наряду с другими элементами структуры человеческой субъективности: объективная объективность, субъективная объективность, субъективная субъективность и т. д.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Первая в России книга о патафизике – аномальной научной дисциплине и феномене, находящемся у истоков ключевых явлений искусства и культуры XX века, таких как абсурдизм, дада, футуризм, сюрреализм, ситуационизм и др. Само слово было изобретено школьниками из Ренна и чаще всего ассоциируется с одим из них – поэтом и драматургом Альфредом Жарри (1873–1907). В книге английского писателя, исследователя и композитора рассматриваются основные принципы, символика и предмет патафизики, а также даётся широкий взгляд на развитие патафизических идей в трудах и в жизни А.