Разум и природа - [45]
Далее, кроме сообщений о простых видах кодирования, есть гораздо более тонкие сообщения, необходимые по той причине, что коды условны; это значит, что значение определенного типа действия или звука зависит от контекста, и особенно от меняющихся отношений между А и Б.
Если в некоторый момент эти отношения становятся игровыми, это меняет значение ряда сигналов. Именно это явление, наблюдаемое и у животных, и в человеческом мире, привело меня к исследованиям, породившим так называемую теорию двойной связки, объясняющую шизофрению, а также всю излагаемую в этой книге эпистемологию. Зебра указывает (льву) контекст их встречи посредством бегства, и даже вполне сытый лев может за ней погнаться. Но голодный лев не нуждается в таком указании специального контекста. Он давно уже усвоил, что зебры съедобны. Может быть, это был столь давний урок, что лев не нуждался в обучении? Может быть, необходимое знание отчасти является врожденным?
Следует рассмотреть весь вопрос о сообщениях, делающих понятными другие сообщения, помещая их в некоторый контекст; но в отсутствие таких метакоммуникационных сообщений остается еще возможность, что Б приписывает некоторый контекст сигналу А, руководимый в этом генетическими механизмами.
Возможно, на этом абстрактном уровне и происходит встреча обучения с генетикой. Возможно, гены влияют на животное, определяя, как оно должно воспринимать и классифицировать контексты своего обучения. Но по крайней мере о млекопитающих известно, что они способны также обучаться значению контекстов.
То, что обычно называлось характером — т. е. система интерпретаций, придаваемых встречающимся контекстам — возможно, формируется совместно генетикой и обучением.
Все это предполагает существование уровней, природу которых я здесь пытаюсь объяснить. Итак, мы начинаем с потенциальной дифференциации действия в контексте и действия или поведения, определяющего или выясняющего контекст. Последний тип коммуникации я давно уже называю метакоммуникацией, заимствовав этот термин у Уорфа.[B.L.Whorf, Language, Thought, and Reality (Cambridge, Mass.: Technical Press of Massachusetts Institute of Technology, 1956).]
Функция или воздействие метасообщения состоит в действительности в том, что классифицирует сообщения, встречающиеся в его контексте. Именно в этом месте предлагаемая здесь теория связана с работой Рассела и Уайтхеда, выполненной в первом десятилетии этого века и опубликованной в окончательном виде в 1910 году в книге Principia Mathematica [A.N.Whitehead and B.Russell, Principia Mathematica, 2d ed. (Cambridge: Cambridge University Press, 1910–1913).]. Проблема, которой занимались Рассел и Уайтхед, была очень абстрактной. Они хотели спасти логику, в которую они верили, от путаницы, возникавшей в математическом изложении, не принимавшем во внимание логических типов — как их назвал Рассел. Я не знаю, сознавали ли Рассел и Уайтхед, работая над Principia, что интересовавший их предмет представляет жизненную важность для человека и других организмов. Конечно, Уайтхед знал, что игровое применение типов может развлекать людей и производить юмор. Но я сомневаюсь, сделал ли он когда-либо шаг между удовольствием от этой игры и пониманием ее нетривиального характера, который прольет свет на всю биологию. Это более общее понимание избегалось — может быть, бессознательно — из нежелания видеть природу возникающих из него человеческих дилемм.
Уже самый факт наличия юмора в человеческих отношениях указывает, что по крайней мере на этом биологическом уровне различение типов играет необходимую роль в человеческой коммуникации. Если бы логические типы не искажались, юмор был бы не нужен и, пожалуй, не мог бы существовать.
Даже на самом абстрактном уровне явления, вызываемые подменой логических типов, в течение тысячелетий увлекали и мудрецов, и глупцов. Но логику надо было спасти от парадоксов, доставлявших развлечение шутникам. При попытках это сделать Рассел и Уайтхед очень скоро заметили, что древний парадокс Эпименида основан на классификации и метаклассификации. Парадокс выражался фразой: «Эпименид был критянин, говоривший: «Критяне всегда лгут»». Я представил здесь этот парадокс в виде цитаты внутри цитаты, потому что именно так возникает парадокс. БОльшая цитата является классификатором для меньшей, пока меньшая цитата не одерживает верх, переклассифицируя бOльшую, от чего и возникает противоречие. На вопрос, «Мог ли Эпименид сказать правду?», мы отвечаем: «Если да, то нет» и «Если нет, то да».
Как говорил Норберт Винер, если предъявить парадокс Эпименида компьютеру, тот будет отвечать ДА. НЕТ. ДА. НЕТ. до тех пор, пока не иссякнут чернила, или энергия, или будет достигнут какой-нибудь внешний предел. Как я заметил в разделе 16 Главы 2, логика неспособна моделировать системы с причинными взаимодействиями, и парадокс возникает при игнорировании времени.
Если мы присмотримся к любому живому организму и станем спрашивать о его действиях и положениях тела, то столкнемся с таким запутанным клубком сообщений, что теоретические проблемы, указанные в предыдущем абзаце, становятся неясными. При виде огромной массы переплетенных наблюдений крайне трудно сказать, что какое-нибудь сообщение или положение ушей является в действительности
