Разрыв во времени - [21]

А сейчас Лео думал о том, о чем ему не хотелось думать.

И не мог перестать думать об этом.

Его жена – не его жена, его ребенок – не его ребенок. Он это знал. Ощущал всем своим существом, всеми фибрами души. Какая избитая фраза!

Лео въехал во двор и загнал джип в гараж. Он уже успокоился. Пришел в себя. Он направился прямиком в гостевой флигель.

Ему нужен портфель и ноутбук Ксено. Лео включил свет. Почему в комнате пусто? Он разговаривал с Ксено здесь как раз перед выездом на банкет. Лео прошел в спальню, открыл все шкафы, заглянул в ванную. Ксено собрался и съехал – обстоятельно и аккуратно, как из отеля.

Пока Ксено и Камерон подцепляли разбитый «фиат» к буксирной балке «рендж ровера», Паулина подмела осколки лобового стекла.

– Он же балуется наркотиками, – сказал Ксено. – А тут, наверное, закинулся на банкете, вот у него и сорвало крышу.

– С чего бы вдруг? – отозвалась Паулина. – Он уже много лет как завязал.

Камерон обернулся к Ксено.

– Он думает, что Мими изменяет ему с тобой.

Ксено и Паулина замерли, словно дикие звери, почуявшие охотника.

– Он сам мне сказал.

Ксено выпрямился. В резком неоновом свете его лицо заострилось.

– Мими не изменяет ему со мной.

– Мими, – выдохнула Паулина. – Господи, где она?

– Дома, конечно, – сказал Камерон. – Я сам ее отвозил. Эй! Ты куда?

Лео подхватил настольную лампу и швырнул ее о стену. Осколки стекла посыпались на пол. Ксено знал, что он знает. Знал, что он знает, что он знает. И поспешил смыться. Ему помогли. Вот почему Мими так спешила домой.

Лео направился к дому.

Мими спала.

Лео открыл дверь спальни. Еще раньше он сбросил туфли. Теперь он снял пиджак.

Мими всегда спала с включенным ночником, детским прямоугольником лунного света. И она не любила закрывать шторы. Лео видел ее очень ясно. Одна рука – на подушке. Сама лежит на боку, в белом восточном халате.

Лео встал у кровати, глядя на жену. Он так любил ее. В его чувствах нежность и удовольствие смешивались с удивлением, что она его любит. Ради нее он готов на все. Он собирал вырезки из газет, в которых рассказывалось о ней. В его кабинете, который дома, висели на стенах ее дипломы. Он развешивал их, не она.

Она была такой маленькой, такой хрупкой. Женщина-птица… Нет, никакая она не птица, потому что у птицы нет таких форм. Она была как цветок… нет, не цветок, потому что она не была предназначена для того, чтобы радовать взгляд всех и каждого. Она была как драгоценный камень… нет, не камень, потому что он не мог ее купить.

Лео присел на краешек постели, не сводя глаз со спящей жены, его мысли скользили в прошлое, или, может быть, прошлое скользило в его мысли.

Помнишь, когда Мило был совсем маленьким, а у тебя были гастроли в Сиднее, мы поехали на выходные в Байрон-Бей и плавали в море неподалеку от маяка, и там были высокие волны? Я потерял тебя из виду. Я подумал, что ты утонула. Я думал только о том, что уже никогда тебя не увижу. Я ничего не мог, ничего. Лишь выбраться обратно на берег. Я еле доплыл, наглотался воды, а когда поднял голову, ты была уже на берегу – фантастическая, как русалка. Я был готов отдать жизнь, лишь бы с тобой ничего не случилось. И с тобой ничего не случилось.

Сидя на краешке кровати, Лео снял носки. Потом забрался на постель с ногами и встал на колени над спящей Мими. Просыпайся, Мими, просыпайся.

Мими открыла глаза. Лео?

Лео снял рубашку через голову. Мими положила руку ему на грудь. Он схватил ее руку, словно чтобы удержаться и не упасть.

– Больно, – сказала Мими, но Лео сжал ее руку еще сильнее. Он склонился над ней и взял за горло свободной рукой.

Сначала она решила, что это игра, но потом поняла, что нет.

– ЛЕО!

– Ты спала с ним перед банкетом, или вы по-быстрому перепихнулись, когда ты вернулась и помогала ему собираться?

– Лео, laiche-moi!

Он уже расстегнул брюки. Чтобы их снять, ему были нужны две руки. Мими рванулась, чтобы встать с кровати. Лео ее удержал.

– И давно ты спишь с Ксено?

Он видел ее лицо. Потрясение, неверие. Они были уверены, что он ничего не узнает.

– Дешевая шлюха.

Он удерживал Мими на кровати, одной рукой зажимая ей рот. Она кусала его ладонь, как взбесившаяся собака. Сука. Она и есть сука. Она лежала на боку, и Лео попытался войти в нее сзади, но она отчаянно сопротивлялась. Он не хотел ее бить.

Лео приподнялся и раздвинул ей ноги коленом.

– Я все про тебя знаю, – сказал он.

Мими вдруг перестала сопротивляться. Тяжело дыша, она перевернулась на спину, положив одну руку себе на живот.

Ты ничего обо мне не знаешь.

Лео навис над ней, опираясь на руки, чтобы ее не придавить. Его лицо приблизилось к ее лицу. Ему хотелось ее поцеловать. Ему хотелось заплакать.

– Ты моя. Скажи, что ты только моя.

Мими молчала.

– Как он к тебе прикасается? Он лежит рядом с тобой? Или сверху? Он тебе делает тайский массаж? Растирает тебе виски? Он тебя лижет, как я? Тебе это нравится? Нравится?

Лео встряхнул ее. Она была вялой, как тряпичная кукла. Как человек, который только что умер. Она не билась под ним, как ему нравилось, не шептала ему на французском, как он любил. Она просто лежала, словно побитое животное. Он не мог кончить. Он делал рывок за рывком, но не мог кончить.