Разрыв - [10]

Именно в гостиной она и держала свои книги. Читала она много. Главным образом, детективы, но и книги по истории тоже, когда чувствовала, что уже по горло сыта инспектором Ребусом[2]. Книги заполняли полки, оставленные ей домовладельцем, и шкаф, который она купила в IKEA. Ей нравилось пробегаться взглядом по их корешкам. Нравилось определять, какая из них какая, издалека, не различая названий. Потрепанные уголки обложек, трещинки на них, — все это были знаки близкого знакомства. Знаки уюта.

Но сегодня она читать не стала. Начатая книга так и лежала там, где она оставила ее в ночь перед пальбой в школе. Она подцепила книгу за корешок и положила на пол, обложкой вниз, будто это способно было сделать ее более уступчивой, податливой, требующей меньших усилий. Книга рассказывала о Сталинграде — о боях, об осаде. И легкого чтения с самого начала не обещала. Главная беда состояла в том, что Люсия уже довольно далеко углубилась в книгу, но конца так пока видно и не было. Добралась до сто сорок третьей страницы, а в Сталинграде еще и зима не началась.

Она взяла телевизионный пульт и снова положила его. Она неизменно просматривала программы передач и неизменно не обнаруживала ничего, что ей хотелось бы посмотреть. Кто-то посоветовал ей обзавестись спутниковой антенной, и она согласилась с тем, что попробовать, наверное, стоит, но дальше этого дело у нее не пошло.

Она постояла немного, подошла к окну. Высунулась, взглянула на выгон, опустилась на колени, облокотилась о подоконник и подперла подбородок ладонями, а постояв так, поднялась и налила себе еще вина. Кончилось тем, что она забрала с рабочего стола свои заметки по делу и села с ними на софу. Вытянула наугад один из листков. Это была запись разговора со школьниками. Не ее разговора, констебля. Она уже читала эту запись и, хоть содержания ее и не запомнила, знала, что ничего существенного в ней нет. Ничего. Боль, горе, потрясение, снова боль, но с ее точки зрения, с профессиональной, ничего.

Она снова взяла пульт и на этот раз включила телевизор. Убрав звук, смотрела на экран и думала о Зайковски, о детях, о перевернутых стульях в актовом зале. И, наконец, решила, что хватит. Велела себе думать о чем-нибудь другом. Сначала в голову ничего не приходило, а потом она вспомнила то, что сказала главному инспектору о выходных, о своих планах на выходные, и погадала, поверил ли он ей.

Ну да, мы с ним не ладили. И что? Это ни для кого секретом не было. И преступления тут никакого нет. Получается, я просто-напросто был первым, кто его раскусил, правильно?

Физическое воспитание, если вам так уж хочется знать. У меня диплом университета Лафборо по спорту и организации досуга. Лучший университет страны — по этой части. Поступить в него трудно. А доучиться до конца так даже и труднее. Я там семь потов пролил, потому что еще и в соревнованиях участвовал. Триатлон — «Железный человек»[3], знаете? Иногда марафоны бегал. Колени меня подвели. Колени и ахилл.

Физическое воспитание — это целая наука. Когда я сам в школе учился, там все сводилось к забегам по пересеченной местности, в одних трусах. Плюс регби для мальчиков и хоккей для девочек. Ни дисциплины, ни организации, ни специализации. А занимался всем этим директор нашей школы. Выгонял нас на футбольное поле и судил матч из окна своего кабинета. Судил. Ха! Газетку он там читал. Ну, если слышал какой крик, то отрывался от нее, а так, предоставлял нас самим себе. И когда ты вырубал противника, делать это следовало тихо. Чтобы он и не пикнул.

В этом тоже свои плюсы были. Дарвиновский подход к спорту. Вы ведь слышали про Дарвина, верно? Но теперь такое уже не проходит. Теперь это наука, я уже говорил. Стало наукой. Мы прививаем детям спортивное мастерство, навыки всякие — навыки широкого применения, так мы их называем, — правильное питание и прочее. Да вот на прошлой неделе потратили целый урок на пластику. Я и слова-то такого раньше не слышал. Пластика. Это ж надо.

Многие думают, это легко. Вообще к моей работе люди предвзято относятся. Тот же Зайковски — отличный пример.

Обычно мы все приезжаем в школу за неделю до конца каникул. Директор, учителя — готовимся, семинары всякие проводим. Херня, по преимуществу, пустая трата времени. Но тут есть социальный момент. Мы заново притираемся друг к другу, знакомимся с новичками, в этом роде.

Ну вот. В последнем терме новичков было двое. Одна — Матильда Мур, учительница химии. Тихая такая девушка, но довольно милая. Спортом не занимается, однако разбирается в нем. Не невежда. А другим, разумеется, Сэм Зайковски. Сэм «Меня-Зовут-Сэмюэл» Зайковски.

В общем, под конец дня собирались мы в вестибюле, директор закуску выставил. Знаете, сэндвичи без корочки, пирожки с мясом, хрустящая картошка. Попиваем вино, сок фруктовый, кто что, все довольны. Директор вот тут стоит, Матильда вон там, остальные разбились на группки, болтают. Малость вяловато все на мой вкус, не шибко весело, но ничего не попишешь, верно?

Ну и вижу, стоит этот Зайковски в сторонке, а я с ним, хотя директор его нам и представил, еще не поздоровался. И направляюсь к нему. Человек он здесь новый, думаю. Стоит один. Надо постараться, чтобы почувствовал себя как дома.