Разрыв франко-русского союза - [207]

Париж, 24 марта 1809 г.

Г. Коленкур, курьер Шампаньи доставит вам известие о произведенном Австрией покушении. Вы, вероятно, видели уже прокламацию принца Карла. В Триесте, да и повсюду, все те же волнения. Всюду громкие призывы к войне. События идут скорее, чем думают в Петербурге. Вы не пишите, где находятся русские войска. Если Россия не выступит в поход, у меня одного будет на руках Австрия и даже босняки. Я достаточно говорил об этом Румянцеву. Для своей заносчивости англичане рассчитывали и на Австрию, и на Турцию, и на то, что мои войска заняты в Испании, а войска русского императора—в Финляндии и Турции. Наступило время доказать противное. – Я смотрю на Додюна, как на пленника в Вене; только вчера в 4 часа пополудни узнал я о задержании его курьера в Браунау. Я тотчас же приказал сказать Меттерниху, что у меня не (неразборчивое слово). Я не мог бы его видеть. Я приказал поступать так же с курьерами австрийцев, и задерживать их депеши, пока не будут возвращены мои. Я не ожидал такого непредвиденного покушения и не отправил еще ни моей гвардии, ни моего багажа. Но сегодня утром я поспешил отправить кавалерию и артиллерию моей гвардии и мои походные экипажи. Тем не менее в расположении моих войск не произошло никаких изменений. Я не хочу нападать, пока не получу от вас известий; но все заставляет меня думать, что Австрия нападет первая. Неужели результатом нашего союза будет то, что мне одному придется сражаться со всей Австрией и, кроме того, с несколькими тысячами босняков? Неужели император захочет, чтобы его союз не имел никакого значения и не принес никакой пользы общему делу? Что же касается средств, то мне кажется, что у императора имеются свободные войска на границах Трансильвании, в Петербурге и около Галиции. Всякий план хорош, лишь бы занять часть австрийских войск. Несколько дней тому назад я писал об этом. Может быть, император пожелает прислать мне вспомогательный корпус? Я берусь кормить его. Пусть он прикажет ему перейти Вислу между Варшавой и Торном и пододвинет его к Дрездену. Может быть, он хочет вступить в Галицию или в Трансильванию? Пусть двинет войска, которые у него стоят там. Отчего бы ему не помешать сношениям с Австрией и не подвергнуть ее такому же тягостному положению, в каком находимся мы – Австрия и я? Такое намерение России могло бы напугать ее. – Нота императора кажется мне хорошей. Если он прикажет передать ее Шварценбергу, вы можете передать Шварценбергу подобную же ноту. Пусть Австрия разоружится, я удовольствуюсь этим; но она, как видно, решила начать войну. Прокламация, принца Карла от 9 марта вышла на девятый день после приема Шварценберга. Получаемые мною известия из Англии приняли определенный характер: в Лондоне радость. Австрийские агенты уже взбунтовали несколько тирольских общин. Посланник Порты в Париже получил приказание вступить в сношения с австрийским посольством и писать через его посредство. В Петербурге – не меньше чем здесь – должно быть известно, какие разговоры ведет публика в Австрии. Повторяю еще раз – если что и может еще предупредить войну, в чем я начинаю сомневаться, ибо австрийцы совсем потеряли голову, то это: 1-е , что Россия отнесется к ним полувраждебно, т. е. двинет к границам Трансильвании и Галиции войска; и, если она хочет отдать один корпус на мое содержание, пусть пошлет его в герцогство Варшавское; – в таком случае настойте на том, чтобы он не проходил через Варшаву; 2-е, чтобы в петербургских журналах были помещены статьи о прокламациях принца Карла и о статьях Gazette de Pétersbourg относительно Турции; 3-е, чтобы в русских провинциях поприжали австрийцев и начали дурно обращаться с ними. Слух об этом распространится в монархии и покажет, что войны не желают. Если что-нибудь может помешать разрыву, то только эти меры. Поверенные в делах России и Франции должны объявить, что получили приказание докинуть Вену, если Австрия сделает малейшее враждебное движение. Но, может быть, эти меры уже запоздали? Вы, конечно, понимаете, что я ничего не боюсь. Но после того, как я потерял союз с Турцией, после того, как из-за эрфуртского совещания я навлек на себя войну с Австрией, после того как мой тесный союз с Россией отвлек от французской партии принца Карла – явного врага русских, я и праве ожидать, что для блага этого союза и ради всеобщего спокойствия Россия будет действовать решительно. – Мои войска, стоящие в Италии, будут все выставлены к 1 апреля, и к тому же времени будут готовы войска, стоящие в Германии. Предоставляю вам самые широкие полномочия. Если император желает прислать мне 4 хороших дивизии, в общем 45 – 60 000 человек, пусть двинет их в поход, и в то же время доведет до сведения Австрии, что посылает мне эту помощь, так как она продолжает занимать угрожающее положение. Это наведет ужас на Австрию и Англию. Они увидят, что союз не фиктивный, а существует на самом деле. Если император хочет сам управлять своими войсками, у него все средства к этому. Пройдя через Галицию, он вскоре достигнет Ольмюца. Там его армия будет жить хорошо, запасется провиантом, совершит мощную диверсию и будет угрожать непосредственно самой Австрии, что вынудит ее двинуть в эту сторону 60 000 человек. Через Трансильванию он может угрожать Венгрии и не давать хода венгерскому восстанию. Если наш союз не вздор, мы сделаем все, чего захотим. Вы уполномочиваетесь подписать всякого рода договор или конвенцию, которые пожелали бы вам предложить. Если Галиция будет завоевана, император может оставить себе половину, а другую половину можно отдать герцогству Варшавскому. Я не хочу никакого увеличения. Я хочу только морского мира, а вооруженная Австрия служит препятствием к этому миру. – Словом, все имеет такой вид, как будто я в войне с Австрией, и это всем очевидно: подобная же внешность должна быть и между Россией и Австрией. Мои войска готовы выступить в поход; русские войска также должны быть готовы к выступлению.—Голос Румянцева в Вене не может привести ни к чему. Там с величайшим хладнокровием говорят, что русские заняты в Турции, Финляндии и Швеции, а что мои войска заняты в Испании и Корфу. На этих мечтах строят свои успехи; заблуждение, которое заставляет пожимать плечами мыслящих людей. Нам тоже нужно так действовать. Больше я ничего не могу сказать вам; вы столь же хорошо, как и я, понимаете положение вещей. Скажите Румянцеву, что вы уполномочены подписать ноту и передать ее вместе с ним. Я разделяю чувства императора и согласен на ноту, которую он хотел предоставить. Но ничего не подействует, если он на примет высокомерного и серьезного тона. Нельзя выразить, как все раздражены здесь задержанием курьера. За сим молю Бога и т. д.