Разрушительница пирамид - [32]

– Дядька при мне стекло вырезал и подменить портрет не мог. Это же глупость! Для этого надо копию иметь.

– Правильно. Но если ты взяла портрет, сама его не подменяла и никто другой сделать этого не мог, значит… – Тут он сделал паузу, а я продолжила:

– Значит, это ты портрет свистнул.

– Напрягись, – поморщился он. – Ты же умная девушка.

– Лицемер. Рассчитываешь, что я в полицию не пойду, потому что портрет из дома я вынесла и мне по-любому соучастие пришьют?

– Дура, – вздохнул он.

– Полминуты назад ты сказал, что я умная.

– Польстил. И очень с этим поторопился.

– Намекаешь, что портрет подменили раньше?

– Можешь, когда хочешь, – усмехнулся он.

– Олег наверняка подумал так же, – пробормотала я. – Не зря спрашивал, не заметила ли я странностей. Это что же получается: я унесла подделку? А грабители, не обнаружив картины, решили, что их кто-то опередил? О подмене не догадываясь, что вполне естественно. А значит, и я, и Петровна, и мамуля у них на подозрении и от нас не отстанут?

– Ага, и ты продолжишь осваивать азы кулинарии в режиме онлайн, – поддакнул он.

– Какие азы? В кулинарии я уже Эйнштейн!

– Помнится, там речь шла о любви?

– Где?

– Это известное выражение. «В любви я Эйнштейн».

– Ты?

– Господи, – тяжело вздохнул он. – Что за молодежь пошла… Хотя ты, конечно, права – насчет меня, любви и Эйнштейна.

– Блин, ты меня совсем запутал! – рявкнула я. – Кто портрет подменил?

– Ясное дело, кто-то из наследников. Или любой другой, имевший доступ в дом. В том числе и ты. Это я просто для примера, – видя, как перекосило мою физиономию, добавил он. – Как давно старик завещал портрет музею?

– Откуда мне знать?

– Жаль, что не знаешь. В то время портрет был настоящим, если экспертизу проводили, а после этого подменили один портрет другим без шума и пыли. И только господу известно, сколько он там провисел… поддельный, я имею в виду.

– И если бы не ограбление, – подхватила я, – до самой смерти старика никто бы и не подумал портрет проверить. А чем больше времени пройдет, тем труднее разобраться, когда и, соответственно, кто его подменил.

– Как старик себя чувствовал, кстати?

– По мне – неплохо. Но наследники ждали, что вот-вот помрет.

– И значит… – Он вдруг замолчал, а я, помедлив, спросила:

– Что?

– Афера выйдет наружу, и, если кто-то хочет этого избежать, что, по-твоему, он сделает?

– Организует ограбление? – ахнула я. – Черт, вот черт!

– Не вали все на черта, – наставительно изрек Савва. – Он никогда не додумается до того, что творят люди. Допустим, мы правы, – продолжил он. – Грабители картину не нашли, зато нарвались на старика и его убили. А потом ты возвращаешь картину, окончательно все запутав.

– Вряд ли это Олег, – хмуро заметила я. – Он выглядит совершенно потерянным. Верка? Сомневаюсь, что она способна на такое.

– Ладно, не дрейфь. Следователи считают, что портрет вынесли грабители, то есть ты вне подозрений. Это главное.

– Зато какие-то психи считают иначе.

– Ну, с этими мы разберемся, – отмахнулся Савва, от его слов под ложечкой у меня засосало в недобром предчувствии, а он наконец-то завел машину.

– Домой? – спросила я, сама толком не зная, что имею в виду.

– Предлагаю заглянуть к одному человечку. – Я смотрела с немым вопросом в очах, и Савва продолжил, с завидной ловкостью вливаясь в поток машин: – Кто-то же копию наваял. Причем так, что она какое-то время висела и хозяин ее от оригинала не отличал.

– Сомневаюсь, что старик мог его видеть.

– Однако кто-то ведь видел?

– К чему ты клонишь?

– К тому, что копию не на коленке мастачили. Сейчас мы двигаем к моему приятелю, который, вполне вероятно, подскажет, где искать умельца.

Вскоре мы подъехали к двухэтажному дому неподалеку от кафедрального собора. Обычно здесь полно туристов, сегодня тоже не исключение. Дом больше напоминал русский терем, что туристам нравилось, вездесущие китайцы неутомимо его фотографировали. На первом этаже была галерея, мы вошли во двор и по железной лестнице поднялись на второй этаж. На двери – лаконичная табличка: «Мастерская».

Савва толкнул дверь и вошел первым, я за ним. В просторном помещении, залитом светом, стояли штук пять мольбертов, между ними сновал щупленький старичок в шортах, открывающих тощие безволосые ноги, и в бархатной куртке со сборкой на груди. Оттого, наверное, дядька напоминал некрупного страуса. Узкое лицо украшала седая бороденка и мохнатые брови, из-под которых весело посверкивали неопределенного цвета глазки.

– Савва! – заголосил старикан, заметив нас, и пошел навстречу, но вдруг смущенно отступил. – Ты чего ж не предупредил, что с девушкой? Такая красавица, а я, понимаешь, в трусах.

Тут я поняла, что на нем действительно трусы, а не шорты.

– Ацетоном штаны залил, застирать пришлось.

Он подхватил с одного из стульев длинный фартук и повязал его поверх куртки. Теперь наружу торчали лишь тощие щиколотки.

– Так-то лучше, – сказал он и стал обниматься с Саввой: для этого одному пришлось стать на носочки, а другому перегнуться чуть ли не пополам. – Рад тебя видеть, – сказал старик и, прищурившись, взглянул на меня. – Твоя нынешняя?

– Еще не решил, – ответил Савва. Мне, само собой, очень захотелось дать ему пинка, но дело прежде всего, а пришли мы по делу, оттого я лучезарно улыбнулась, мол, не теряю надежды. – Прикинь, готовить умеет, – продолжал веселиться Савва. – Я за три дня поправился на пять килограммов.