Разрушитель меча - [10]

Она долго пела. Потом опустила меч, прорезав дыхание мороза, и воткнула меч в землю.

Я вздохнул.

— И это тоже.

Другая мягкая, нежная песня. Дел, конечно, предпочла бы, чтобы я ее не слышал, а может ей было все равно. Она нарочно выдавала свои чувства. Я понял, что этот маленький ритуал, такой бесконечно Северный, был предназначен для меня так же как и для богов, к которым она обращалась.

Внезапно я чуть не расхохотался. Если я действительно был джихади, она могла бы помолиться и мне. По крайней мере я был Южанином.

И тут же из темноты выкралось сомнение, чтобы напасть на меня при дневном свете. Гнетущее, неразрешимое сомнение, древнее по своей сути, но одевшее теперь новые, модные одежды.

Был ли я Южанином? Или кем-то совсем другим?

Я дернул плечом, хмурясь и пытаясь отогнать его. Для сомнения места не было, я должен был защититься от него. Я наконец-то вернулся домой, после стольких месяцев вдали: теплый, здоровый и довольный жизнью, я снова чувствовал себя уютно. Знакомо.

Дома.

Дел пела свою Северную песню, уверенная в своем наследстве, родне, обычаях. У меня всего этого не было.

Я раздраженно нахмурился. Аиды, ну что за ерунда лезет в голову? Я был дома, как бы странно это ни звучало. Ну то есть, даже если я не был совсем Южанином, я родился здесь. Вырос здесь.

Был рабом.

Дел вырвала клинок из земли и повернулась ко мне. Лицо у нее было спокойным и непроницаемым, скрывая мысли и чувства.

Я тоже постарался ничего не выдать.

— Теперь лучше? — спросил я.

Она ссутулила одно плечо.

— Им решать. Если они захотят предложить защиту, мы будем под двойным благословением.

— Под двойным?

Дел коротко махнула рукой на окаймленный камнями бассейн.

— Южных богов и Северных богов. Можно ведь попросить благословения и тех и других.

Я умудрился ухмыльнутся.

— Наверное можно. Значит двойное благословение, да? — я поднял ножны и вынул собственный меч. — Ну ты знаешь, что в пении я не мастер, но думаю, что смо… аиды!

— Что? — встревожилась Дел.

С чувством отвращения я изучал порез на правой руке.

— Так, ерунда… царапина, — я нахмурился, обсасывая неглубокий, но болезненный порез на перепонке между большим пальцем и указательным. — А жжет как в аидах, — я оторвался от пореза и осмотрел его. — Ладно, это слишком далеко от сердца, чтобы быть смертельным.

Дел, успокоившись, села на свое одеяло, разложенное рядом с моим.

— Стареешь и становишься небрежным.

Я нахмурился, но она, сама невинность, уже занялась чисткой меча, покрытого пылью и липким соком травы.

Мне бы следовало заняться тем же самым. Я вытащил из сумы масло, точильный камень, ткань. Такая забота необходима, если вы хотите иметь чистую, сильную сталь. Я даже не считал это привычной работой. Люди ведь не считают дыхание работой: дышат не задумываясь.

Скрестив ноги, я положил меч на бедра. Под солнечными лучами сиял весь клинок, кроме потемневшего кончика. Чернота, пачкавшая прекрасную сталь, забралась почти на ширину ладони. Уже по привычке я тихо выругался. Когда-то клинок был чистым, нежным и новым, и сиял серебром. Но обстоятельства — и волшебник — замыслили все изменить. Замыслили изменить меня.

— Трижды проклятое отродье! — прошептал я. — Почему ты влез в МОЙ меч?

Этот вопрос я задавал уже неоднократно. Никто не потрудился ответить.

Я сжал пальцы на рукояти. Я чувствовал тепло, приветствие, интерес: меч был яватмой, благословенной Северными богами, потому что я побеспокоился попросить их об этом. Он был «создан» Северным способом рожденным на юге танцором меча, которому такой меч не был нужен. Я неправильно напоил его кровью, убив снежного льва вместо человека; позже, узнав про него достаточно, чтобы суметь навлечь на себя беду, я повторно напоил его в Чоса Деи, волшебнике из легенды, который оказался слишком реальным. Повторно напоив меч, я наконец-то призвал его и он стал живым и магическим — по мнению Северян — только жизнь и магия в нем были извращенными, потому что в яватме поселился Чоса Деи.

Тот факт, что сделал я это находясь в безвыходном положении, ничего не менял. Моя яватма, Самиэль, приютила душу волшебника.

Душу злого волшебника.

— Расскажи мне еще раз, — попросила Дел.

Я растерянно уставился на нее.

— Что?

— Расскажи мне еще раз. О Джамайле. Как он говорил.

Нахмурившись, я уставился на запятнанную сталь.

— Говорил и все. Толпа разошлась, оставив его в центре, и я услышал его. Он пророчествовал. Ведь он Оракул — или по крайней мере все это утверждали, — я пожал плечами. — Вообще-то все сходится. Ходили слухи, что Оракул не женщина и не мужчина… Ты помнишь старика в Ясаа-Ден? Он говорил что-то насчет… — я нахмурился, пытаясь вспомнить, — «он не мужчина и не женщина», — я кивнул. — Точно, так он и сказал.

— И ты веришь, что он имел в виду Джамайла? — обеспокоенно спросила Дел.

— Я не знаю, что он имел в виду. Я знаю только, что Джамайл появился во время танца мечей и показал на меня как на джихади. ПОСЛЕ того, как он говорил.

— Но у него вырезан язык, Тигр! Это сделал Аладар, помнишь? — лицо Дел было бледным и напряженным, слова с шипением вырывались из горла. — Он сделал его немым и кастрировал…