Разрушенный дом. Моя юность при Гитлере - [36]
Итак, я еду в Эйхкамп. Я, как всегда, буду сидеть в купе электрички, за окном будут пролетать дома, стены и улицы города – знакомая старинная мелодия: зоопарк, Савьини-плац, Шарлоттенбург, Весткройц, Эйхкамп. Там я выйду, пойду по поселку и затем окажусь у нашего дома – естественно. Я позвоню и подожду с сильно бьющимся сердцем, скажу: я здесь, и при этом буду немного смущен. Моя мать заключит меня в объятия, со своими красивыми и несколько театральными ужимками, будет всхлипывать: мое дитя, мой сын, мое любимое дитя! И я буду неподвижно, оцепенев, стоять и подумаю: я здесь. Здесь я?
1945 год, ноль часов
Последние воспоминания о его рейхе: акция протеста. Мы лопатами, совками и мотыгами выкопали окопы и теперь сидим в них на корточках, словно аллейные деревья, которые завтра будут высаживать. Мы залегли у канала Дортмунд-Эмс. Мы должны удержать Рурский бассейн. Мы сидим на корточках в глубоких, сырых, вязких окопах. Моросит слабый дождик. Мы – это боевая группа «Грасмель», остатки парашютно-десантного полка: добрая сотня людей, в последние дни срочно вызванных из Бранденбурга. Честно говоря, мы из лазарета. Мы сплошь больные, раненые, калеки, поправляющиеся между двумя рубежами. У нас почти нет оружия, но вместо этого есть повязки на животе, на бедре, пластырь на спине и предписание диеты в кармане: боевая группа «Грасмель», выставленная против американских войск.
В Бранденбурге сказали: «Вас сейчас перебросят в санаторий».
На железнодорожной платформе много товарных вагонов, бесконечный поезд с бурыми, проржавевшими вагонами. Нас погрузили с багажом и походным пайком, дав с собой немного оружия, но ничего не произошло. Локомотив не подали. Я был в недоумении. Всю первую половину дня я с подозрением шатался по железнодорожной платформе и высматривал локомотив. Я сказал себе: он сейчас важен. Он решит твою судьбу. Кольцо вокруг его рейха сжалось, Великая Германия простирается лишь от Одера до Рейна. И если локомотив сейчас подадут из Берлина, тогда мы попадем к русским. Мы много лет будем гнуть спину в России. Но если локомотив прибудет из Магдебурга, то мы попадем к американцам, а с ними у меня было совсем мало ассоциаций, почти никаких.
Поздним вечером, когда я дремлю в своем уголке вагона, поезд внезапным рывком трогается: тяжелый удар, грохот железа, лязг, скрежет, словно неожиданно туго натягивают ржавую цепь. Мы едем. Я вскакиваю от испуга, оглядываюсь. Мы едем на запад. Итак, хорошо, на запад. В Унне нас выгружают. Когда мы маршируем по городу, то проходим мимо казарм. Там размещаются члены СС, и, когда они слышат усталые, неумелые шаги нашего марша, они подскакивают, несутся, бегут к окнам: испуганные, ищущие взгляды. Эсэсовцы с большими, испуганными глазами, мундиры расстегнуты, некоторые из них умывались и спешат к окнам в одном нижнем белье, один направляет в нашу сторону бритву, словно присягая на верность, все лицо в пене для бритья. Но нет, да нет же, мы, вероятно, выглядим точно так же, мы все-таки не американцы. У вас еще есть время. Вы можете отступить в тыл. В первый раз за долгие годы я испытываю изумление: эсэсовцы испуганы, эсэсовцы в бегах.
У нас было задание: прикрыть отступление боевой единицы СС у канала Дортмунд-Эмс. Поэтому мы сидим в этих глиняных окопах, поэтому нам выделили порции галет, пива и сигарет. Вот только оружия у нас нет. Оно у тех, на противоположной стороне. На противоположном берегу ничего не видно, только серые изборожденные поля, пашни в марте, но где-то в отдаленных районах они наверняка выстроили чудовищное количество артиллерии и тяжелых пехотных орудий. С ним они разрыли, прочесали наши позиции, метр за метром. Три-четыре раза в день все это обрушивается на нас: ураган огня и стали, камней и комков земли. Предполагается, что мы отбросим противника пивными бутылками? Иногда кто-то кричит, иногда в воздух взлетают части тела, и затем вновь воцаряется покой. Рядом кто-то скулит, подъезжает мотоцикл, раненого вытаскивают, а в окоп бросают новичка. Вот так все и происходит. Так проходит четыре дня и ночи.
На пятый день меня отчисляют из отряда. Приехал мотоциклист-связной и что-то кричит мне в ухо. С сегодняшнего дня меня зачисляют в подразделение продовольственного снабжения. Я правильно понял? Я жду какое-то время, поднимаюсь, чувствуя себя совсем одеревеневшим, ползу назад, по-пластунски проползаю через мокрую траву мимо развалин и разрытых улиц. Позади руин одного дома я распрямляюсь, прихожу в себя. Должно быть, когда-то это была школа, поскольку поперек поля стоят черные школьные скамьи. Воспоминания о школьном дворе. Я сажусь на скамью, глубоко вдыхаю, смотрю на небо, серое и влажное, словно развернутое над нами льняное полотно, думаю: Пасха, да, верно, сегодня Светлое Воскресенье. Боже мой, когда-то ведь такое было: настоящая Пасха. С раннего утра люди надевали воскресные парадные костюмы, шли в церковь, искали в саду яйца: красные, синие и зеленые, затем пили кофе в столовой, и в это время Виман цитировал по радио «Пасхальное гуляние» Гете: «Растаял лед…». Следом Элли Ней играла что-нибудь сильное из произведений Бетховена.
Воспоминания Е.П. Кишкиной – это история разорения дворянских гнезд, история тяжелых лет молодого советского государства. И в то же время это летопись сложных, порой драматических отношений между Россией и Китаем в ХХ веке. Семья Елизаветы Павловны была настоящим "барометром" политической обстановки в обеих странах. Перед вами рассказ о жизни преданной жены, матери интернациональной семьи, человека, пережившего заключение в камере-одиночке и оставшегося верным себе. Издание предназначено для широкого круга читателей.
Монография посвящена жизни берлинских семей среднего класса в 1933–1945 годы. Насколько семейная жизнь как «последняя крепость» испытала влияние национал-социализма, как нацистский режим стремился унифицировать и консолидировать общество, вторгнуться в самые приватные сферы человеческой жизни, почему современники считали свою жизнь «обычной», — на все эти вопросы автор дает ответы, основываясь прежде всего на первоисточниках: материалах берлинских архивов, воспоминаниях и интервью со старыми берлинцами.
Резонансные «нововзглядовские» колонки Новодворской за 1993-1994 годы. «Дело Новодворской» и уход из «Нового Взгляда». Посмертные отзывы и воспоминания. Официальная биография Новодворской. Библиография Новодворской за 1993-1994 годы.
О чем рассказал бы вам ветеринарный врач, если бы вы оказались с ним в неформальной обстановке за рюмочкой крепкого не чая? Если вы восхищаетесь необыкновенными рассказами и вкусным ироничным слогом Джеральда Даррелла, обожаете невыдуманные истории из жизни людей и животных, хотите заглянуть за кулисы одной из самых непростых и важных профессий – ветеринарного врача, – эта книга точно для вас! Веселые и грустные рассказы Алексея Анатольевича Калиновского о людях, с которыми ему довелось встречаться в жизни, о животных, которых ему посчастливилось лечить, и о невероятных ситуациях, которые случались в его ветеринарной практике, захватывают с первых строк и погружают в атмосферу доверительной беседы со старым другом! В формате PDF A4 сохранен издательский макет.
В первой части книги «Дедюхино» рассказывается о жителях Никольщины, одного из районов исчезнувшего в середине XX века рабочего поселка. Адресована широкому кругу читателей.
Из этой книги вы узнаете о главных событиях из жизни К. Э. Циолковского, о его юности и начале научной работы, о его преподавании в школе.
Бестселлер, вышедший на десяти языках мира. Его героиню Ирену Сендлер сравнивали с Оскаром Шиндлером, а незадолго до кончины номинировали на Нобелевскую премию мира. Каждая операция по спасению детей от Холокоста несла смертельную опасность. Миниатюрная женщина вывозила их из гетто в санитарной машине, выводила по канализационным трубам, прятала под пальто и в гробах, проскальзывала через потайные ходы в заброшенных зданиях. Любой неверный шаг мог стать последним – не только для нее с подопечными, но и для соратников, близких.
Когда в мае 1945 года американские солдаты освобождали концентрационный лагерь Бухенвальд, в котором погибло свыше 60 000 человек, они не могли поверить своим глазам. Наряду со взрослыми узниками их вышли встречать несколько сотен мальчиков 11–14 лет. Среди них был и Ромек Вайсман, оставшийся из-за войны сиротой. Психиатры, обследовавшие детей, боялись, что им никогда не удастся вернуться к полноценной жизни, настолько искалеченными и дикими они были. Спустя много лет Ромек рассказывает свою историю: об ужасах войны, о тяжелом труде в заключении и о том, что помогало ему не сдаваться.
Мемуары девушки, сбежавшей из знаменитого религиозного секс-культа «Дети Бога». По книге снимается сериал с Дакотой Джонсон в главной роли. Родители-хиппи Бекси присоединились к религиозной секте «Дети Бога», потому что верили в свободную любовь. Но для детей жизнь в коммуне значила только тяжелый труд, телесные наказания, публичные унижения и бесконечный контроль. Бекси было всего десять лет, когда ее наказали «ограничением тишины», запретив целый год разговаривать с кем бы то ни было. В секте практиковались проституция и педофилия; члены культа постоянно переезжали, скрываясь от полиции и ФБР. В пятнадцать лет Бекси сбежала из секты, оставив своих родителей и одиннадцать братьев и сестер.
Вена, 1939 год. Нацистская полиция захватывает простого ремесленника Густава Кляйнмана и его сына Фрица и отправляет их в Бухенвальд, где они переживают пытки, голод и изнурительную работу по постройке концлагеря. Год спустя их узы подвергаются тяжелейшему испытанию, когда Густава отправляют в Освенцим – что, по сути, означает смертный приговор, – и Фриц, не думая о собственном выживании, следует за своим отцом. Основанная на тайном дневнике Густава и тщательном архивном исследовании, эта книга впервые рассказывает невероятную историю мужества и выживания, не имеющую аналогов в истории Холокоста.