Разрушенная невеста - [14]

   Обрадовался Петр Петрович, когда к воротам его усадьбы подъехала тройка коней, запряженных в крытую, вроде кибитки, телегу, и когда из нее вышел его "племяш Левка", но крайне удивился, когда с той же телеги сошли Маруся и старуха Марина.

   -- Племяш, а это кто же? -- удивленно спросил он.

   -- Моя невеста, дядюшка, а это -- ее бабушка.

   -- Невеста, ты сказал? -- еще с большим удивлением переспросил у племянника Петр Петрович.

   -- Да, дядюшка. Мы задумали обвенчаться в вашей церкви, а потому и нагрянули к вам всем домом. Что, дядя, рад ли гостям?

   -- Рад, рад. А ты не врешь, Левка?

   -- Что венчаться к вам приехал? Не вру, спросите хоть у моей невесты.

   -- А как звать невесту?

   -- Марусей... Марьей Алексеевной.

   -- Хороша, зело красовита. Любишь Левку? -- с любопытством оглядывая Марусю, спросил ее Гвоздин.

   -- Люблю, очень люблю, -- задушевным голосом ответила девушка.

   -- Верю. И люби Левку: он стоит твоей любви. А живы ли у тебя отец с матерью?

   -- Отец жив, а мать умерла.

   -- Без матери, значит... сиротинка?.. А кто твой отец?

   -- Не знаю, -- тихо ответила девушка, наклонив свою хорошенькую головку.

   -- Вот славно! Не знаешь своего отца?

   -- Дядя, я тебе после обо всем расскажу, -- вмешался Левушка видя смущение невесты, -- теперь же для этого не место и не время. Мы с дороги-то проголодались и хотим есть.

   -- Ах я, старый ротозей, вздумал соловья баснями кормить. Эй, Петрунька, Ванька, скорее накрывайте стол, вкусный обед готовьте. Надо дорогих гостей на славу угостить, -- громко крикнул Гвоздин своим слугам и сам засуетился и забегал из кухни в столовую и обратно.

   Добряк Гвоздин скоро сошелся со своей сватьей нареченной, старухой Мариной, а на Марусю смотрел как на близкую свою родственницу.

   Левушка без всякой утайки рассказал дяде о том, кто именно Маруся, чья она дочь и как он познакомился с нею.

   -- Вот оно что!.. Маруся-то, выходит, -- дочка сиятельного князя Алексея Григорьевича Долгорукова, и ты, Левка, будешь его зятем. Ведь так? -- выслушав рассказ Храпунова, спросил секунд-майор.

   -- Дядя, ты, ради Бога, не говори Марусе, что ее отец -- Алексей Долгоруков, ведь она ничего не знает про это. Я и сам про то узнал только недавно, от ее бабки.

   -- Не бойся, не скажу! Когда же свадьба-то?

   -- Надо торопиться... не далее как через неделю.

   -- Что же, к тому времени успеем все сделать, приготовиться к свадьбе.

   -- Только пожалуйста, дядя, чтобы никто не знал про мою свадьбу. Проведают недруги, тогда ей не бывать.

   -- А, видно, у тебя немало недругов?

   -- Ох, много, -- быстро ответил Левушка. -- А знаешь, дядя, почему? Да только потому, что я состою в дружбе с князем Иваном Долгоруковым. Когда жив был император, князь Иван у него в большом фаворе состоял, а теперь Долгоруковы в опале, и, может, скоро и в ссылке будут.

   -- Понимаю. Тебе, значит, в чужом пиру похмелье принимать придется?

   -- Вот именно. Ну, да, Бог даст, я улучу время и подам государыне-царице просьбу, защиты от моих врагов у нее стану просить и милости. Ей ведома моя служба усердная.

   -- Дай Бог! Только ведь правду-матку теперь не скоро на земле найдешь! Правда, слышь, к Господу Богу на небо улетела, а кривда-лиходей разгуливает по сырой земле. Ну да ничего, авось найдем мы эту правду! Если надо будет, я за тебя заступлюсь и в обиду тебя не дам. Достану из сундука свой кафтан военный -- в том кафтане я под Полтавой воевал и в нем же под Азов ходил -- и явлюсь теперь к царице-матушке просить тебе ее заступы.

   И вот в усадьбе Гвоздина начались спешные приготовления к свадьбе.

   Жених и невеста были счастливы и с нетерпением ждали того вожделенного дня, когда на них наденут венцы. Старый секунд-майор тоже был счастлив счастьем своего племянника, которого он любил как сына. С тех пор как в его укромном домике поселились эти молодые люди, в ней не переставали царить веселье и радость.

   -- Слушай, Левка, как ты хочешь, а я на твою свадьбу позову своих старых приятелей-соседей. У меня их немного, всего трое! -- однажды сказал Петр Петрович. -- Ну и попляшу же я с ними!.. уж так попляшу, что ведьмы завоют с моего пляса. Ведь можно, племяш, приятелей позвать? Или, может, это тебе не по нраву будет?

   -- Полно, дядя! Мне все то любо, что тебе по душе!

   -- Хороший ты парень, Левка, больно хороший! А я-то, признаюсь, думал, что ты в Питере-то избалуешься, онемечишься и меня, старика-бедняка, за родню считать не станешь, словом, переменишься. Теперь, братец, такое время -- все на новый лад, все по-иноземному. А ты, Левка, как был русак, таким и остался.

   -- Таким и умру, дядя.

   -- Молодец, право слово, молодчина! Ты и невесту себе такую же подобрал, добрую да хорошую... и красоты, Левка, она у тебя непомерной. Где ты такую отыскал, а?

   -- В Москве, дядюшка, в Москве.

   -- Неужели в Москве не перевелись красотки? Эх, Левка, не задорь меня, а то я как раз в Москву соберусь и оттуда тебе тетку молодую привезу, -- шутил секунд-майор с племянником, не сознавая и не предчувствуя того, что над Левушкой собирается грозная, громовая туча.