Разорванный рубль - [41]
И когда раздался знакомый, деликатный постук палочки по асфальту, я сперва подумала, что мне тоже мерещится.
А палочка поклевывала все ближе, и я, наконец, уверилась, что идет дядя Леня.
Я бросилась навстречу и с ходу стала жаловаться и на председателя, и на Белоуса, и на Раскладушку. Дядя Леня вздыхал и кивал головой, будто все ему было давно известно.
Мы вернулись к березкам.
Дядя Леня прислушался и позвал:
— Виталий?
Никто не отозвался.
— А я тебя слышу, — дядя Леня показал палочкой. — Вон там слышу.
Мы подождали еще немного.
— Как хочешь. Хочешь молчать — молчи. Одно пойми: как бы мы с тобой ни кувыркались — паички нашей не вернуть. Ничего от нее не осталось, кроме светлой памяти.
В рощице молчали.
— Ну ладно, докопался ты до истины. А спроси покойницу: хочет она, чтобы ты докапывался? Не понравится ей это. Не одобрит. Было бы надо — сама бы написала: «Так и так — прошу не винить». Знаешь правду — и молчи.
— Значит, зажег свечу и спрячь в карман? — послышался голос Пастухова, и сам он, мокрый, в пиджаке с поднятым воротом, прыгнул на обочину. В руке у него была железная шоферская монтировка. Так я и знала!.. — Правда светить должна, — сказал он еще. — Правда требует дела. В кармане она только душу жжет.
— Живого человека по темени тяпнуть — это, по-твоему, дело? — спросил дядя Леня.
— Я не хотел тяпнуть… Я хотел взять его за шиворот и выволочь на народ, на свет его выволочь. Я хотел но закону, а меня за руки держат… Ступайте, дядя Леня, домой. Простынете.
— Сейчас пойду. Убьешь?
— Там будет видно.
— А про себя подумал?
— Мне все равно. Меня поймут.
— Понять — может, поймут. А срок дадут. Как же тогда твои трактора, скорости?
— Устал я, дядя Леня. Мне все все равно.
— То-то и есть… Знаю, не похвалишь ты меня, а намекнул я ему. Уехал наш злодей не попрощавшись.
— Уехал?!
— Отбыл. На вечернем почтовом. Осторожный все-таки… Я ему издаля, без фамилий… А он мигом смекнул.
— Да вы что, сговорились все?! — заголосил Пастухов на всю деревню. — Сговорились выгораживать эту мразь. А вы-то, вы… Вы же Груне вместо отца… Предатель вы, и больше никто!
— Так и знал — бранить станет, — сказал дядя Леня.
— Зачем вы это сделали? Зачем?
— Люблю я тебя, Пастухов, и не хочу твоей погибели… А Груня меня не осудит… А потом все ж таки чем тебе повезло, — попробовал пошутить дядя Леня. — Тем тебе повезло, что у тебя живой консультант остался…
По асфальту затарахтела бричка. Дед Алтухов возвращался домой порожняком, без сыночка. Был он мокрый и злющий.
Кобыла скакала вперебой, как стреноженная.
— Куда, зараза! — кричал он, нахлестывая. — На ровном шоссе кривулять! Я тебе покривуляю…
Пока дед доехал до ворот — весь изматюгался.
16
Через года-два после того, как случилось все описанное, отношение к скоростной механизации в корне изменилось. Движение скоростников приобрело широкий размах, особенно в Сибири и на юге нашей Родины. В весенние дни 1960 года центральная печать сообщала, что ударник коммунистического труда, тракторист из Одесской области Гедеон Иванович Бочевар на культивации пропашных культур перевыполнял норму больше чем в два раза. Почин Бочевара подхватили тысячи передовиков. Прислушиваясь к голосам практиков, Минский и Валгоградский заводы стали выпускать скоростные тракторы, как гусеничные Т-75, ДТ-54А, так и колесные, например МТЗ-5МС/ЛС. Недавно мы купили трактор МТЗ-5Л/М. Он может ходить на десяти скоростях, от 1,4 километра до 22 километров в час. Очень симпатичная машина.
А летом 1959 года скоростная механизация в нашем колхозе еще только проклевывалась, и трудно было конечно, одному Пастухову своротить с наезженой колеи и председателя, и инструкторов, и ответственных товарищей из РТС, и удаленных за тысячи километров работников министерства.
Тем более — его отвлекала история Груни Офицеровой.
В первые дни после отъезда Игоря Тимофеевича мы опасались что Пастухов бросится в Москву и учинит там какой-нибудь сабантуй. Разыскать Алтухова ничего не стоило: оставил свой московский адрес для досылки чертежей.
Но после ночного разговора Пастухов стал тишеть и тишеть, полюбил тихие работы, перебирал с бабами картошку, решал кроссворды.
Раньше был моторный парень, бегал, как смазанный, а тут стал ходить шагом, как и остальные рядовые колхозники.
И неясных вопросов к председателю у него становилось все меньше.
Жила я тогда, как на угольях, и, глядя на застывшее лицо моего Раскладушки, была уверена, что он всех нас обманывает и усыпляет бдительность.
Но опасения оказались напрасными. Пастухов забыл про водку, стал дисциплинированным, исполнительным и тишел с каждым днем.
Разговоры про Груню подымать перестал. Будто выпала она у него из памяти. Дядя Леня тоже помалкивал.
Так это дело и затухло.
Крутое изменение характера Пастухова на первых порах насторожило и председателя. «Что это с ним — ровно воздух из него выпустили?» — спрашивал он и долго, опасливо смотрел вслед бригадиру.
За три года я хорошо изучила Ивана Степановича, но одного его поступка не могу понять и по сей день. Когда подошла пора жатвы, он неожиданно по своей инициативе вынес на правление вопрос о скоростной уборке хлебов.
