Разорванный круг - [17]

Самойлову и нравился Брянцев, и вызывал у него раздражение. Раздражала не строптивость директора, а его непоследовательность. Он все же основательно подвел, и как сейчас выходить из положения — не придумаешь. Неудобно перед Хлебниковым. Сначала стал на его сторону и возмутился: случай беспрецедентный — директор самовольно изменил ГОСТ и выпускает бракованную продукцию. Это совсем не просто в таком производстве, где каждая шина грозит аварией, человеческими жертвами. А шин уже более двадцати тысяч. Потом принял, Самойлов был в этом убежден, самое правильное решение — вернуться к старой технологии до выяснения вопроса. А теперь, выходит, склоняется на сторону Брянцева. В каком свете он, Самойлов, выглядит? Что подумают о нем Хлебников и тот же Брянцев? И как ему дальше вести себя с ними? По сути дела, нужно было бы настоять на своем решении. Но это не так просто — надо сломать волю коллектива, да и Брянцева второй раз не сломаешь. Очевидно, Хлебников хорошо знает этого упрямца, если настаивал на тактике неожиданности. Личным самолюбием можно было бы и поступиться, но авторитет комитета, тем более только что созданного, подрывать нельзя.

— Как вы мотивировали свое распоряжение на заводе? — осведомился Самойлов.

Брянцев понял ход его мыслей.

— На комитет я не ссылался. Сообщил о позиции института.

Самойлов удовлетворенно кивнул головой, но тотчас спросил:

— Значит, рабочие на вашем заводе воспитаны в неверии к науке?

— Ну зачем так? — укоризненно произнес Брянцев. — Им известно, что резина — детище науки; сложнейшие конструкции шин, которые они производят, разработаны научными институтами, составы, которыми пропитывают корд, — тоже. Куда же им без науки? Но они трезво допускают возможность ошибок и технических заблуждений, вот как в этом случае. Они ведь прекрасно понимают резину даже на ощупь, чувствуют ее, предугадывают ее свойства. У них высокая степень мастерства. Кроме того, они испытывали шины с антистарителем и в лаборатории, и на стенде, и, главное, на дороге, видели шины, выставленные на крыше, подвергшиеся действию озона воздуха и солнечных лучей. Незащищенные — трескались и гибли, а сдобренные нашим, как говорит Хлебников, «снадобьем» лежат как новенькие. Третий год лежат. Рабочие верят тому, что видят, и никакими данными, полученными в лабораторных условиях, весьма далеких от естественных их не переубедишь.

— Хорошо, будем ждать результатов испытаний ваших шин, — сказал Самойлов и выразительно взглянул на часы. — Но учтите, Алексей Алексеевич, и не подумайте, что я вас запугиваю, просто такова ситуация: если ваш антистаритель окажется липой, что неоднократно случалось с новшествами, и вы навыпускаете уйму брака, административным взысканием не отделаетесь. Вас привлекут и к партийной ответственности, и к уголовной. Подумайте: не слишком ли велик риск?

— Нет, невелик, — беспечным тоном, удивившим Самойлова, ответил Брянцев. — Завалюсь — одного директора не досчитаетесь, в общем масштабе потеря незаметная. А если выиграю — вся резина, выпускаемая в стране, не только шинная — и кабельная, и шланговая, — вся без исключения будет жить в три раза дольше. Есть из-за чего рискнуть!..

Ясный день. Нарядная, шумная, согретая щедрым в этом году апрельским солнцем толпа на улицах резко контрастировала с настроением Брянцева. Угнетало сознание еще одной допущенной ошибки: как он мог согласиться на проведение испытаний своих шин в институте Хлебникова? Любой шофер, настрой его соответственно, лучшие шины уходит так, что они и треть срока не прослужат. Но сказать об этом — значит выразить Хлебникову недоверие. А какие к тому основания?

Проходя мимо «Метрополя», посмотрел на афиши. Закатиться бы с Еленкой на два сеанса подряд, выключиться из круговорота. Нет, все знакомое. Придется сидеть дома, пережевывать события. Утомительно, но Еленка умеет это делать не без пользы. У нее тонкая и точная реакция на людей и всегда ясное понимание ситуации. От ума это, от жизненного ли опыта или от непостижимой женской интуиции — понять трудно. Но о людях она судит безошибочно. Она знает многих на его заводе, знает не хуже, чем он, а то и лучше. Во всяком случае, правильно предвидит, как поведет себя человек на крутых поворотах. И насчет Целина она сказала: «Ну что ты мучаешь человека на административной работе? Его призвание — изобретательство. Выдумай ему какую-нибудь должность, которая позволила бы свободно думать. Он — человек неограниченных творческих возможностей, и свою зарплату оправдает сторицей». Взвесил — и согласился. Только должности сразу подобрать не мог. А когда организовался общественный институт, вопреки всем мнениям и желаниям, назначил Целина своим заместителем по институту. Ему говорили, что это несуразно: в общественном институте вдруг платная должность. Но всех же не ублаготворишь. Кое-какими воплями приходится и пренебречь.

У витрины гастронома Брянцев остановился. Утром они с Еленой позавтракали: она по-московски — стакан кофе и бутерброд, он — по-заводски, плотно, как человек, который не знает, когда удастся поесть в следующий раз. Но нервные встряски не приглушали, а возбуждали у Брянцева аппетит, и сейчас ему невероятно захотелось есть.